-
Ilya Varchavsky – Perpetuum mobile (01)
La sagesse des singes... Илья Варшавский - Ilya Varchavsky
Перпе́туум мо́биле (Памфле́т)
(1965)
Perpetuum mobile (Pamphet)(‘Perpetuum mobile’ (Перпетуум мобиле) est aussi le titre d’une nouvelle d'Anton Tchekhov, parue en 1884. Lire en français, page 85 et suivantes.)
Пе́рвый эпизо́д - Premier épisode
Метакиберне́тикам, серьёзно ду́мающим, что то́, о чём они́ ду́мают, — серьёзно.
— Ло́жка немно́го заде́ржится, — сказа́л электро́нный секрета́рь, — я то́лько что получи́л информа́цию.
Э́то бы́ло о́чень удо́бное изобрете́ние: ка́ждый челове́к именова́лся предме́том, изображе́ние кото́рого носи́л на груди́, что избавля́ло собесе́дников от необходи́мости по́мнить, как его́ зову́т. Бо́льше того́: лю́ди стара́лись вы́брать и́мя, соотве́тствующее свое́й профе́ссии и́ли накло́нностям, поэ́тому вы всегда́ зара́нее зна́ли, с кем име́ете де́ло.
Ска́льпель глубоко́ вздохну́л.
— Опя́ть придётся проторча́ть тут не ме́ньше тридцати́ мину́т! Мне ещё сего́дня предстои́т посмотре́ть э́ту но́вую электро́нную балери́нку, от кото́рой все схо́дят с ума́.
— Электроле́тту? — спроси́л Магнитофо́н. — Она́ действи́тельно очарова́тельна! Я ду́маю посвяти́ть ей свою́ но́вую поэ́му.
— О́чень электродинами́чна, — подтверди́л Крова́ть, — настоя́щий три́ггерный темпера́мент! Сейча́с она́ — куми́р молодёжи. Все де́вушки кра́сят ко́жу под её платма́ссу и рису́ют на спине́ конденса́торы.
— Пра́вда, что Рю́мка сде́лал ей предложе́ние? — поинтересова́лся Ска́льпель.
— Весь го́род то́лько об э́том и говори́т. Она́ реши́тельно отве́ргла́ его́ уха́живание. Заяви́ла, что её как маши́ну устра́ивает муж то́лько с высокора́звитым интелле́ктом. Ра́зве вы не чита́ли об э́той шу́тке в «Маши́нном Ю́море»?
— Я ничего́ не чита́ю. Мой ки́бер де́лает периоди́ческие обзо́ры са́мых смешны́х анекдо́тов, но в после́днее вре́мя э́то меня́ на́чало утомля́ть. Я соверше́нно измота́лся. Предста́вьте себе́: две опера́ции за полго́да.
— Не мо́жет быть! — изуми́лся Крова́ть. — Как же вы выде́рживаете таку́ю нагру́зку? Ско́лько у вас электро́нных помо́щников?
— Два, но о́ба никуда́ не годя́тся. На про́шлой опера́ции оди́н из них вошёл в генера́торный режи́м и скис, а я, как назло́, забы́л до́ма электро́нную па́мять и ника́к не мог вспо́мнить, с како́й стороны́ у челове́ка нахо́дится аппе́ндикс. Пришло́сь де́лать три разре́за. При э́том, есте́ственно, я не мог уче́сть, что никто́ не следи́т за пу́льсом.
— И что же?
— Лета́льный исхо́д. Обы́чная исто́рия при неиспра́вной аппарату́ре.
— Э́ти маши́ны стано́вятся про́сто невыноси́мыми, — то́мно вздохну́л Магнитофо́н, отки́дывая наза́д спи́нку кре́сла. — Я был вы́нужден забракова́ть три вариа́нта свое́й но́вой поэ́мы. Ки́бер после́днее вре́мя переста́л понима́ть специ́фику моего́ тала́нта.
Aux métacybernéticiens qui croient sérieusement que ce à quoi ils croient est vraiment sérieux...
- Cuiller aura un peu de retard, déclara le secrétaire électronique, je viens d’en être informé...
C'était là une invention très commode : chacun se faisait appeler par l’image de l’objet qu’il portait accolé à la poitrine, ce qui évitait aux autres d'avoir à retenir son nom. De plus, les gens essayaient de se choisir des noms correspondant à leur activité ou à leurs goûts, de sorte que vous saviez toujours à l'avance à qui vous aviez affaire.
Le docteur Scalpel poussa un profond soupir.
- Je vais encore devoir lambiner ici au moins une demi-heure ! C’est qu’aujourd’hui il me reste encore à ausculter cette nouvelle ballerine électronique, celle dont tout le monde est fou.
- Electrolette ? demanda Magnétophone. C’est vrai qu’elle est adorable ! Je pense lui dédier mon prochain poème.
- Très électrodynamique la poupée, confirma le camarade Canapé-Lit, un vrai tempérament triphasé ! Tous les jeunes aujourd’hui en sont fans. Les filles se teignent le corps à la couleur de sa peau synthétique et se tatouent des condensateurs sur le bas du dos.
- Est-il vrai que Verre-à-pied lui a fait officiellement sa déclaration ? demanda Scalpel.
- Toute la ville ne parle que de ça. Mais elle a catégoriquement refusé ses avances. Elle a déclaré qu’elle n’épouserait qu’un homme au quotient intellectuel aussi super développé que celui d’une machine. Vous n'avez pas lu cette blague dans le dernier numéro d’‘Humour mécanique’ ?
- Je ne lis rien en ce moment. Mon cyber-space me prépare périodiquement une revue des anecdotes les plus drôles, mais ces derniers temps je commence à en être fatigué. Je suis sur les genoux. Imaginez : deux opérations en six mois...
- C'est pas possible ! s’écria Canapé-Lit. Comment supportez-vous une telle surcharge de travail ? Combien d'assistants électroniques avez-vous ?
- Deux, mais ils sont bien inutiles. Lors de la dernière opération, l'un d'eux s’est mis en veille, et, comme par un fait exprès, j’avais oublié mon boîtier-mémoire à la maison : je n’arrivais pas à me souvenir de quel côté du ventre on opérait l'appendicite. J'ai dû m’y reprendre à trois fois. En même temps, bien sûr, je ne pouvais compter sur personne pour suivre le pouls du patient.
- Et alors ?
- Le bonhomme est mort. Une péripétie habituelle lorsque le matériel est défectueux.
- Ces machines deviennent tout simplement insupportables, soupira de lassitude Magnétophone en se laissant aller sur le dossier de son fauteuil. J'ai été obligé de mettre au panier trois versions de mon nouveau poème. Mon cyber-space ces derniers temps ne semble plus apprécier les spécificités de mon talent.
-
Ilya Varchavsky – Le soleil se couche sur Donomag (06)
L'analyseur de pensée Илья Варшавский - Ilya Varchavsky
Со́лнце захо́дит в Донома́ге
Le soleil se couche sur DonomagШесто́й эпизо́д - Episode six
До са́мого ве́чера проверя́ю многочи́сленные конта́кты маши́ны, пока́ не раздаётся кома́нда:
— Забо́та о здоро́вье рождённого в ко́лбе.
Опя́ть физиологи́ческое иссле́дование. Глаза́ слипа́ются от уста́лости. К сча́стью, всё э́то сейча́с ко́нчится и мо́жно лечь в посте́ль. Впереди́ во́семь часо́в сна.
Что э́то?! Неуже́ли я не ослы́шался?!
— Маниака́льно-эроти́ческий психо́з. Принуди́тельное лече́ние, де́сять ты́сяч килограммоме́тров пе́ред сном.
Зна́чит, всё э́то бы́ло по́длой игро́й! Маши́на зна́ла про сон.
Я сно́ва верчу́ рукоя́тку.
…сто де́сять, сто два́дцать, сто три́дцать…
Последние лучи́ заходя́щего Со́лнца окра́шивают в крова́вый цвет ма́товые о́кна маши́нного за́ла.
…две́сти пятьдеся́т, две́сти шестьдеся́т, две́сти се́мьдесят…
Прохо́дит ещё не́сколько мину́т, и в наступи́вшей тьме мне видны́ то́лько светя́щийся цифербла́т счётчика и багро́вый глазо́к индика́тора. На э́тот раз я не спуска́ю с него́ глаз, потому́ что ду́маю, как хорошо́ бы́ло бы умере́ть. То́гда не́кому бу́дет верте́ть рукоя́тку и прокля́тая маши́на прекрати́т свою́ де́ятельность из-за отсу́тствия то́ка.
Э́ту мысль я дроблю́ на со́тню кро́хотных обры́вков с больши́ми интерва́лами, что́бы не срабо́тало реле́ Анализа́тора Мы́слей.
…ты́сяча сто, ты́сяча сто пятьдеся́т, ты́сяча две́сти…
Jusqu'au soir, il me faut encore vérifier les nombreux contacteurs de la machine, jusqu'à ce qu’enfin elle commande :
— Contrôle de santé - Celui né-d’une-éprouvette !
Encore un examen physiologique... Mes yeux se ferment de fatigue... Heureusement, tout cela va bientôt finir et je vais enfin pouvoir dormir. Huit heures de sommeil à venir.
Hein ?! J'ai dû mal entendre...
— Psychose maniaco-érotique. Traitement prescrit : dix mille kilogrammomètres avant le coucher.
Elle jouait donc un jeu pervers ! La machine était au courant de mon rêve.
Je tourne et tourne à nouveau la manivelle.
...Cent dix, cent vingt, cent trente...
Venant du dehors, les derniers rayons du soleil couchant peignent d'une couleur sanglante les vitres opaques de la machinerie.
...Deux cent cinquante, deux cent soixante, deux cent soixante-dix...
Quelques minutes passent encore, et dans l'obscurité naissante je ne vois plus que le cadran lumineux du compteur et l’œil violet de l’Analyseur. Cette fois je ne le quitte pas des yeux, car au tréfonds de moi je pense qu'il serait bon de mourir ; qu’alors il n'y aurait plus personne pour tourner cette manivelle et qu’enfin cette maudite machine, faute de courant, cesserait de fonctionner.
Je tente de déchiqueter cette idée en cent minuscules fragments espacés par de longs intervalles afin que le relai de l’Analyseur de pensées ne se déclenche pas une nouvelle fois.
...Mille cent, mille cent cinquante, mille deux cents...
-
Ilya Varchavsky – Le soleil se couche sur Donomag (05)
Илья Варшавский - Ilya Varchavsky
Со́лнце захо́дит в Донома́ге
Le soleil se couche sur DonomagПя́тый эпизо́д - Episode cinq
Le bras du détecteur — Определе́ние рацио́на!
Опя́ть с потолка́ спуска́ются ги́бкие шла́нги с присо́сками.
Что-то сего́дня аналити́ческое устро́йство до́лго счита́ет. Я умира́ю от го́лода.
— Восемьсо́т кало́рий пи́щи.
Восемьсо́т кало́рий мне ма́ло, но спо́рить бесполе́зно. Ну́жно брать, что даю́т.
Все забо́ты о пропита́нии лежа́т на мне само́м. Маши́на то́лько определя́ет рацио́н и дози́рует пи́щу.
С гру́стью осма́триваю свои́ планта́ции. Чан с хлоре́ллой и бо́чка с дрожжа́ми, размножа́ющимися на мои́х фека́лиях.
Подхожу́ к лотку́ и сли́зываю отме́ренную мне по́рцию.
Ма́ло, о́чень ма́ло, но ничего́ не поде́лаешь! Пи́щи у меня́ в обре́з.
— Два́дцат мину́т ли́чного вре́мени, обслу́живание маши́ны, во́семь часо́в сна.
Добавля́ю в бо́чку фека́лии, переме́шиваю ма́ссу и налива́ю воды́ в чан с хлоре́ллой. Э́то и есть «ли́чное вре́мя».
— Détermination de la ration journalière !
De nouveau, les flexibles aux multiples ventouses descendent du plafond.
Aujourd'hui, l’Analyseur semble prendre son temps et réfléchir plus longtemps. Je meurs de faim. Son verdict tombe enfin :
- Huit cents calories de nourriture.
Huit cents calories. C’est bien insuffisant. Mais il est inutile de vouloir en débattre. Il faut prendre ce qu’on vous donne. Tous ces petits soucis ne concernent que moi. La machine, quant à elle, ne fait que déterminer le régime adapté et la quantité de nourriture qu’elle veut bien m’offrir.
Le cœur triste, je jette un coup d’œil sur mes ‘plantations’. Un baril dans lequel flottent des chlorelles¹ et la tinette de mes excréments où je cultive des levures.
Je me dirige vers le plateau où m’attend ma ration et lèche tout, tentant de ne rien en perdre.
C’est peu, bien peu, trop peu. Mais qu’y puis-je ? Je souffre d’inanition.
- Vingt minutes de temps libre. Puis entretien des circuits de la machine. Puis huit heures de sommeil.
J’ajoute à ma tinette mes matières fécales. Je touille bien le tout. Je verse de l'eau dans la cuve de mes chlorelles. Voilà en tout et pour tout en quoi consiste mon ‘temps libre’.
1- La chlorelle est un genre d'algue verte unicellulaire d'eau douce. Son intérêt comme aliment a commencé à la fin des années mil-neuf-cent quarante, alors qu’on craignait que la surpopulation ne mène à une crise alimentaire mondiale. Aujourd’hui, elle n'est plus qu'un complément alimentaire diététique. -
Ilya Varchavsky – Le soleil se couche sur Donomag (04)
L'homme et la machine Илья Варшавский - Ilya Varchavsky
Со́лнце захо́дит в Донома́ге
Le soleil se couche sur DonomagЧетвёртый эпизо́д - Episode quatre
[«Прокля́тая маши́на!»]
Ла́мпочка индика́тора загора́ется я́рким све́том. Штрафно́е очко́. Не понима́ю, как я мог забы́ться. Необходи́мо быть осторо́жнее.
…Две ты́сячи сто, две ты́сячи сто пятьдеся́т, две ты́сячи две́сти…
Маши́на уме́ньшила число́ сде́ланных оборо́тов на величину́ штра́фа. Тепе́рь электри́ческие разря́ды в ру́ку сле́дуют оди́н за други́м.
Стре́лка мота́ется от зелёной черты́ к кра́сной и обра́тно. Ка́жется, я сейча́с потеря́ю созна́ние.
…три ты́сячи восемьсо́т, три ты́сячи восемьсо́т пятьдеся́т, три ты́сячи девятьсо́т…
Я уже́ не ви́жу шкалу́ счётчика. Пыта́юсь счита́ть в уме́:
…три ты́сячи девятьсо́т оди́н, три ты́сячи девятьсо́т два, три ты́сячи девятьсо́т три… уда́р!.. три ты́сячи девятьсо́т пять, три ты́сячи девятьсо́т шесть… уда́р!…три ты́сячи девятьсо́т во́семь… уда́р!
Броса́ю счита́ть оборо́ты, счита́ю электри́ческие уда́ры:
…семна́дцать, восемна́дцать, девятна́дцать…
Блаже́нство! Стально́й брасле́т разомкну́лся. Па́даю на́ пол. В у́шах звени́т от бе́шено пульси́рующей кро́ви. Тепе́рь - тридца́ть мину́т о́тдыха! Как бы́стро прохо́дят э́ти мину́ты.
— Три́ста килограммоме́тров у́мственной рабо́ты!
Э́то уже́ пустяки́, три́ста килограммоме́тров я вгоню́ в два четверости́шия. На вся́кий слу́чай ну́жно попро́бовать задо́брить маши́ну. Вдруг она́ зна́ет про сон?
Пишу́ стихотворе́ние, прославля́ющее забо́ту маши́ны о Рождённом в Ко́лбе, сгла́живаю о́стрые углы́. Как-то я намекну́л в одно́м из четверости́ший на то, что маши́на и челове́к не могу́т существова́ть друг без дру́га, и зарабо́тал за э́то де́сять штрафны́х очко́в, пришло́сь весь день верте́ть рукоя́тку.
"Maudite machine !"
Le voyant s'est allumé, brillant de toute son intensité. Un point de pénalité. Je ne comprends pas comment j'ai pu oublier de me contrôler. Il faut que je sois plus prudent.
...Deux mille cent, deux mille cent cinquante, deux mille deux cents...
La machine a déjà décompté des tours effectués le montant de la pénalité qu’elle m’a elle-même infligée. Maintenant, les décharges électriques s’enchaînent.
L’aiguille passe du vert au rouge et inversement. J'ai l'impression que je vais perdre conscience.
...Trois mille huit cents, trois mille huit cent cinquante, trois mille neuf cents...
Je ne vois plus l’aiguille. J’essaie de compter dans ma tête :
...Trois mille neuf cent un, trois mille neuf cent deux, trois mille neuf cent trois... une décharge ! Trois mille neuf cent cinq, trois mille neuf cent six... une autre décharge !... Trois mille neuf cent huit... encore une autre !
J'arrête de compter les rotations, je ne compte plus que les décharges électriques :
...Dix-sept, dix-huit, dix-neuf...
Loué soit le ciel ! Le bracelet en acier s'est ouvert. Je m’écroule. Mes oreilles bourdonnent sous les battements effrénés, les pulsations de mon flux sanguin. Enfin ! trente minutes de repos. Dieu que ces minutes passent vite...
- Trois cents kilogrammomètres de travail mental ! me commande la machine.
Une bagatelle. J’effectuerai ces trois cents kilogrammomètres en deux quatrains. En tout cas, il me faut apaiser la machine. A-t-elle eu idée de mon rêve ?
J’imagine un poème célébrant le soin constant, le souci de la Machine pour Celui né-d’une-éprouvette, faisant en sorte d’en bien arrondir les angles. Une fois, dans l'une de mes strophes, j’avais laissé sous-entendre qu’Elle et Lui ne pouvaient exister l'un sans l'autre... Cela m’avait valu dix points de pénalité et m’avait obligé ainsi, toute la journée, à tourner, tourner et tourner encore la manivelle !...
-
Ilya Varchavsky – Le soleil se couche sur Donomag (03)
La machine et sa manivelle Илья Варшавский - Ilya Varchavsky
Со́лнце захо́дит в Донома́ге
Le soleil se couche sur DonomagТре́тий эпизо́д - Episode trois
Я сно́ва пыта́юсь ду́мать про де́вушку и про мир, кото́рый мне изве́стен то́лько по расска́зам Рождённого Же́нщиной. Вре́мя от вре́мени я броса́ю взгляд на ла́мпочку индика́тора. Она́ све́тится тёмно-кра́сным све́том. Ток индика́тора сли́шком слаб, что́бы срабо́тало реле́ анализа́тора. Всё э́то потому́, что я ду́маю о запрещённых веща́х уры́вками. Вне́шне мои́ мы́сли целико́м за́няты заря́дкой аккумуля́торов.
…пятьсо́т, пятьсо́т пятьдеся́т, шестьсо́т…
Стре́лка вольтме́тра начина́ет дрожа́ть. Э́то о́чень пло́хо. Я по-пре́жнему получа́ю от семисо́т до ты́сячи кало́рий в су́тки, но почему́-то после́днее вре́мя мне э́того не хвата́ет. Мо́жет быть, винова́ты сны, не даю́щее поко́я но́чью.
…ты́сяча сто, ты́сяча сто пятьдеся́т, ты́сяча две́сти…
Ли́пкий пот залива́ет глаза́. Ка́жется, что меня́ бьют по заты́лку чем-то мя́гким и о́чень тяжёлым. Стре́лка вольтме́тра спуска́ется до кра́сной черты́.
…две ты́сячи семьсо́т, две ты́сячи семьсо́т пятьдеся́т, две ты́сячи восемьсо́т…
Ре́зкий электри́ческий разря́д в ру́ку. Враще́ние рукоя́тки убыстря́ется, стре́лка отхо́дит от кра́сной черты́.
…три ты́сячи четы́реста, три ты́сячи четы́реста пятьдеся́т, три ты́сячи пятьсо́т…
«Прокля́тая маши́на!»
J'essaie à nouveau de penser à la jeune fille et à ce monde que je ne connais que par les histoires de Celui né-d’une-femme. De temps en temps, je jette un coup d'œil au voyant. Il vient de virer au rouge foncé. Mais son impulsion électrique est trop faible encore pour déclencher les relais de l’Analyseur. Tout ça seulement parce que je pense à des choses interdites, par à-coups... Il faut qu’extérieurement mes pensées paraissent entièrement orientées vers un seul but : le chargement des batteries.
...Cinq cents, cinq cent cinquante, six cents...
L'aiguille du voltmètre commence à osciller. C'est là très mauvais signe.
Normalement, pour la journée j’ai droit à quelque chose entre sept cents et mille calories, mais pour une raison ou une autre, ces derniers temps ça ne m’est pas suffisant. Peut-être à cause de ces rêves qui hantent mes nuits ?
…Mille cent, mille cent cinquante, mille deux cents ...
Une sueur collante dégouline sur mes yeux. J'ai l'impression d'être frappé à l'arrière du crâne par quelque chose de doux et en même temps de très lourd. L'aiguille du voltmètre descend jusqu'à atteindre le trait rouge.
...Deux mille sept cents, deux mille sept cent cinquante, deux mille huit cents...
Aïe ! un choc électrique aigu, là, dans mon bras. Je force, accélérant la rotation de la manivelle. l’aiguille s'éloigne du rouge.
...Trois mille quatre cents, trois mille quatre cent cinquante, trois mille cinq cents...
"Maudite machine !"
-
Ilya Varchavsky – Le soleil se couche sur Donomag (02)
Les détecteurs de la machine Илья Варшавский - Ilya Varchavsky
Со́лнце захо́дит в Донома́ге
Le soleil se couche sur DonomagВторо́й эпизо́д - Episode deux
[— Физиологи́ческое иссле́дование!]
С потолка́ спуска́ется не́сколько шла́нгов с эласти́чными наконе́чниками. Они́ приса́сываются к моему́ заты́лку, запя́стьям и поясни́це. Сейча́с аналити́ческое устро́йство определи́т, на что я сего́дня спосо́бен. Э́то са́мый волну́ющий моме́нт гряду́щего дня. Ведь на основа́нии ана́лиза мне вы́дадут зада́ние, и его́ разме́р бу́дет зави́сеть от того́, проню́хал ли индика́тор про мой сон и́ли нет.
Уда́ча! Зада́ние не вы́ше обы́чного.
— Четы́ре ты́сячи килограммоме́тров физи́ческой рабо́ты и три́ста килограммоме́тров у́мственной.
Сего́дняшний день начина́ется про́сто великоле́пно!
Вста́вшая ды́бом крова́ть выбра́сывает меня́ на́ пол, и я направля́юсь к рукоя́тке заря́дного генера́тора.
Четы́ре ты́сячи килограммоме́тров - ро́вно сто́лько, что́бы заряди́ть аккумуля́торы маши́ны на су́тки.
Я беру́сь за рукоя́тку, и сейча́с же стально́й брасле́т защёлкивается на запя́стье руки́. Тепе́рь он не разожмётся, пока́ на счётчике не бу́дет четы́ре ты́сячи килограммоме́тров.
Я начина́ю крути́ть рукоя́тку. Ка́ждый оборо́т - оди́н килограммоме́тр. Остана́вливаться нельзя́. Сто́ит заме́длить враще́ние рукоя́тки, как я получа́ю о́чень неприя́тный электри́ческий уда́р.
Я внима́тельно слежу́ за счётчиком. Сто, сто пятьдеся́т, две́сти… Ка́жется, сего́дня штрафно́й нагру́зки не бу́дет, стре́лка вольтме́тра стои́т всё вре́мя на зелёной черте́.
— Examen physiologique ! ordonne la machine.
Plusieurs tubes dardant leurs embouts élastiques descendent du plafond. Ils se collent sur ma nuque, autour de mes poignets, sur mes reins. A présent, le dispositif est prêt à m’analyser. Il déterminera la tâche qui m’attend aujourd'hui. C'est le moment le plus inquiétant de la journée à venir. Après tout, c’est cette mesure qui décidera de mon labeur. Et le fardeau dépendra du fait que l’Analyseur ait su ou non renifler mon rêve.
J’ai de la chance ! La charge n'est pas différente que celle habituelle. La machine a tranché :
- Quatre mille kilogrammomètres de travail physique et trois cents de travail mental.
Je me dis que la journée commence vraiment bien !
Mon lit se cabre et me jette au sol. Je me lève et me dirige vers la manivelle qui actionne le générateur.
Quatre mille kilogrammomètres : c’est exactement ce dont à la machine a besoin afin de recharger ses batteries pour les vingt-quatre heures à venir.
Je saisis la manette et aussitôt le bracelet d’acier se referme autour de mon poignet. Maintenant, la machine ne me lâchera avant que son compteur n'affiche ‘quatre mille kilogrammomètres’.
Je commence à tourner. Chaque tour de manivelle produit un kilogrammomètre. Impossible de s’arrêter. Imaginer ralentir c’est risquer une décharge électrique.
Je surveille de près le compteur. Cent, cent cinquante, deux cents... Il semble qu'aujourd'hui j’échapperai à toute pénalité : l'aiguille du voltmètre est toujours sur le vert.
-
Ilya Varchavsky – Le soleil se couche sur Donomag (01)
Une jeune femme de rêve Илья Варшавский - Ilya Varchavsky
Со́лнце захо́дит в Донома́ге
(1966)
Le soleil se couche sur Donomag(Donomag : Ville imaginaire qui apparaît dans plusieurs nouvelles d'Ilya Varchavsky.)
(Донома́га: Вообра́жаемый го́род, фигури́рующий в не́скольких расска́зах Ильи́ Варша́вского.)Пе́рвый эпизо́д - Premier épisode
Я лежу́ в густо́й души́стой траве́ у подно́жия высо́кого холма́. На его́ верши́не стои́т де́вушка. Распу́щенные во́лосы прикрыва́ют обнажённое те́ло до по́яса. Видны́ её стро́йные го́лые но́ги с кру́глыми коле́нями. Я зна́ю, что она́ должна́ спусти́ться ко мне. Поэ́тому так тяжело́ бьётся се́рдце и пульси́рует кровь в виска́х. Заче́м она́ ме́длит?!
— Рождённый в ко́лбе, подъём!
Ещё не́сколько мгнове́ний я пыта́юсь удержа́ть в пробужда́ющемся мо́зге сла́достное виде́ние, но внеза́пный страх заставля́ет меня́ приоткры́ть оди́н глаз. Над изголо́вьем посте́ли - Индика́тор Мы́слей. Необходи́мо сейча́с же вы́яснить, изве́стен ли ему́ мой сон. Прокля́тая ла́мпочка вспы́хивает чуть заме́тным краснова́тым све́том и сейча́с же га́снет. Похо́же на то, что она́ надо́ мной про́сто издева́ется. Ведь е́сли маши́на расшифрова́ла биото́ки мо́зга во вре́мя сна, то мне не избежа́ть штра́фа. Злополу́чный сон! Он меня́ пресле́дует ка́ждую ночь. Непоня́тно, откуда́ он взя́лся. Я никогда́ не ви́дел ни травы́, ни де́вушек, ни холмо́в. Всё, что я о них зна́ю, рассказа́л мне Рождённый Же́нщиной. Э́то бы́ло о́чень давно́, когда́ он ещё мог верте́ть рукоя́тку заря́дного генера́тора. Пото́м он у́мер, получи́в зада́ние в со́рок ты́сяч килограммоме́тров за день. Для старика́ э́то бы́ло непоси́льной нагру́зкой. Мо́жет быть, маши́на сде́лала э́то наро́чно, счита́я опа́сным держа́ть меня́ вме́сте с ним: ведь э́то он научи́л меня́ обма́нывать Индика́тор Мы́слей. Тепе́рь нас дво́е: маши́на и я, Рождённый в Ко́лбе. Не зна́ю, существу́ет ли ещё что-нибу́дь на све́те. Мне хо́чется, что́бы где-то действи́тельно был большо́й мир, о кото́ром говори́л стари́к, где де́вушки хо́дят по зелёной траве́. В э́том ми́ре нет Индика́тора Мы́слей и все лю́ди рождены́ же́нщиной.
О́бо всём э́том я ду́маю о́чень осторо́жно, с па́узами, доста́точно больши́ми, как учи́л меня́ стари́к, что́бы не загоре́лась ла́мпочка индика́тора. Мои́ размышле́ния прерыва́ет но́вый о́крик:
— Физиологи́ческое иссле́дование!
Je suis allongé dans une herbe épaisse et parfumée au pied d'une haute colline. Une fille se tient debout, là-haut. Ses cheveux défaits couvrent jusqu'à la taille son corps dénudé. Je vois ses jambes fines et nues, ses genoux tout ronds. Je sais qu'elle va descendre et venir me rejoindre. Alors, mon cœur se met à battre plus fort et mon sang frappe mes tempes. Mais pourquoi tarde-t-elle ?
— Né-d’une-éprouvette, debout !
Pendant quelques instants encore, alors que mon cerveau s’éveille, j'essaie de retenir cette douce vision, mais une peur soudaine me fait ouvrir les yeux. Au-dessus de ma couche, à l’aplomb de ma tête, se trouve l’Analyseur de pensées. Il me faut savoir au plus vite s'il connaît mon rêve... Sa maudite ampoule clignote d'une lumière rougeâtre à peine perceptible puis s'éteint, comme pour se moquer de moi. Si la machine a pu déchiffrer les courants sensoriels de mon cerveau pendant mon sommeil, je ne pourrai éviter une pénalité. Rêve malheureux qui me hante chaque nuit sans savoir d'où il me vient : je n'ai jamais vu d'herbe, de filles ou de collines. Tout ce que je connais de ce monde c’est ce que m’en a dit Celui né-d’une-femme. C’était il y a longtemps. Quand le vieil homme pouvait encore actionner la manivelle du générateur.
Puis il est mort après avoir été contraint de produire quarante mille kilogrammomètres par jour. Pour son vieux corps, ce fut là un fardeau trop insupportable. Peut-être la machine l'avait-elle fait exprès, jugeant dangereux de nous laisser ensemble. C’est lui qui m'avait appris comment tromper l’Analyseur de pensées.
Maintenant, il ne reste que nous deux : la machine et moi, Celui né-d’une-éprouvette. Je ne sais pas s'il existe à part nous autre chose sur Terre. J'aimerais tant qu'il y ait vraiment quelque part un monde plus vaste, comme celui dont le vieil homme me parlait : un monde où des jeunes filles courraient dans l'herbe verte. Un monde où n’existerait nul Analyseur, et où tous naîtraient du ventre des femmes...
Je pense à tout cela très précautionneusement, en marquant des temps de pause assez longs, comme me l'avait appris le vieil homme. Pour que le voyant de l’Analyseur ne s'allume pas. Mes pensées sont soudain interrompues. La machine m’apostrophe à nouveau :
— Examen physiologique !
-
Ilya Varchavsky – L’héritier (06)
Une mouche posée sur l'oeil de l'analyseur Илья Варшавский - Ilya Varchavsky
Насле́дник - L’héritierШесто́й эпизо́д - Episode six
Стари́к молчи́т. Сно́ва маши́на и челове́к ду́мают ка́ждый о чём-то своём. Так прохо́дит ещё одна́ ночь. Свет но́вого дня освеща́ет уста́лое лицо́ старика́.
— Нет, — говори́т он совсе́м ти́хо, — мне не хо́чется умере́ть, не поня́в, почему́ всё э́то случи́лось.
Тепе́рь он уже́ не мо́жет выходи́ть на у́лицу. Лёжа у подно́жия маши́ны, он це́лые дни кру́тит вернье́ры приёмника. Иногда́ в тре́ске атмосфе́рных разря́дов ему́ чу́дятся голоса́, же́нский смех, му́зыка. Тогда́ он вска́кивает, прижима́я приёмник к у́ху.
— Ну как? — насме́шливо спра́шивает анализа́тор.
— Нет, показа́лось.
Оста́лось всего́ не́сколько ба́нок консе́рвов, но сейча́с э́то уже́ не име́ет значе́ния. Он зна́ет, что ско́ро умрёт.
Наконе́ц наступа́ет день, когда́ он не мо́жет дотяну́ться до приёмника. Он лежи́т на спине́, прислу́шиваясь к удиви́тельно знако́мому ти́хому зву́ку.
— Ты слы́шишь? — спра́шивает он.
— Что?
— Жужжи́т.
— Э́то галлюцина́ция, — отвеча́ет анализа́тор, — никако́го жужжа́ния нет.
Чёрная то́чка кружи́т пе́ред глаза́ми. Она́ не исчеза́ет да́же тогда́, когда́ он их закрыва́ет.
— Му́ха, ты слы́шишь? Са́мая настоя́щая му́ха!
— Чепуха́! Про́сто ты умира́ешь.
— Нет, нет му́ха, — упря́мо повторя́ет стари́к, — жива́я му́ха!
Стра́нные куда́хтающие зву́ки лью́тся из дина́мика анализа́тора. Похо́же, что маши́на смеётся. Внеза́пно э́ти зву́ки перехо́дят в исто́шный вой, заполня́ющий всё зда́ние инсти́тута.
— Не смей! — орёт дина́мик. — Не смей умира́ть. Отключи́ снача́ла меня́ от сети́! Я не могу́ оста́ться оди́н, я бою́сь!!
Le vieil homme se tait. Encore une fois, chacun, l'homme et la machine, pense à ce qui lui est propre, jusqu’à ce qu’une nouvelle nuit s’achève. Au matin, la pâle clarté d'un nouveau jour éclaire le visage fatigué du vieillard.
-Non, dit-il en murmurant, je ne veux pas mourir sans comprendre pourquoi tout cela est arrivé.
Désormais, il n’a plus la force de sortir. Allongé au pied de l’énorme machine, il tourne à longueur de journée les boutons du récepteur radio. Parfois, dans le crépitement d’un orage, il lui semble entendre des voix, un rire de femme, de la musique. Alors il sursaute et colle son oreille contre l’appareil.
- Eh bien, dis-moi ? lui demande le Grand Analyseur d'un ton moqueur.
— Rien, il m’avait semblé...
Il ne lui reste plus que quelques boîtes de conserve, mais cela n'a plus d'importance maintenant. Il sait qu'il va bientôt mourir.
Enfin, vient le jour où il ne peut même plus se déplacer jusqu’au poste de radio.
Couché sur le dos, soudain il entend comme un faible bruissement, étonnamment familier.
- Tu as entendu ? demande-t-il.
- Quoi ?
- Ce bourdonnement.
- C'est une hallucination, lui répond l'Analyseur, il n'y a pas de bourdonnement.
Un point noir tourne devant les yeux du vieil homme et ne disparaît pas, même lorsqu'il tente de fermer les paupières.
- Une mouche ! Tu entends ? Une vraie mouche !
- Tu dis n’importe quoi ! Tu es juste en train de mourir.
- Non, non ! Une mouche ! répète-t-il obstinément. Une mouche, bien vivante !
Le haut-parleur du Grand Analyseur émet un étrange gloussement. On pourrait croire que la machine s’est mise à rire. Soudain, ces sons se transforment en un cri déchirant qui se répand dans tous les couloirs de l'Institut.
- Non !!! hurle le haut-parleur. Ne meurs pas ! Ne meurs pas ! Je t’en supplie : débranche-moi d'abord ! Je ne veux pas rester seul au monde… J’ai peur, j’ai peur, j’ai PEUR...
-
Ilya Varchavsky – L’héritier (05)
Magot de pièces d'or et de lingots Илья Варшавский - Ilya Varchavsky
Насле́дник - L’héritierПя́тый эпизо́д - Episode cinq
— Где ты был?
— Ходи́л в го́род.
— Расскажи́, что ты ви́дел.
— Ничего́. Всё на свои́х места́х, кро́ме…
— Поня́тно. Век автома́тики. Ве́щи, со́зданные челове́ком, гора́здо лу́чше приспосо́блены ко вся́ким случа́йностям, чем он сам. На то, что́бы вы́ключить пода́чу га́за, отключи́ть электри́ческую сеть, перекры́ть во́ду, пона́добились до́ли секу́нды. За э́то вре́мя лю́ди да́же не по́няли, в чём дело.
— Ты так хладнокро́вно об э́том говори́шь, потому́ что ты сам — вещь. Тебе́ ведь недосту́пны никаки́е чу́вства.
— Мне они́ не нужны́.
— Наве́рно, тебя́ вполне́ устра́ивает то, что произошло́.
— Коне́чно. Но я ника́к не могу́ поня́ть, почему́ тебя́ э́то не устра́ивает.
— Что?
— Тебе́ повезло́. Ты еди́нственный насле́дник всего́, что со́здано рука́ми миллиа́рдов люде́й. По́льзуйся э́тим, ешь, пей, бери́ себе́ лу́чшие оде́жды, автомоби́ли, купа́йся в зо́лоте. Ра́зве не об э́том ме́чтал ка́ждый из вас до катастро́фы? Чего́ же ты испуга́лся тепе́рь?
— Молчи́, га́дина!!
Стари́к бры́зжет слюно́й. Анализа́тор, как всегда́, споко́ен.
— Ты мне надое́л. К сча́стью я ско́ро изба́влюсь от твоего́ прису́тствия. Ты умрёшь, а я бу́ду существова́ть ещё столе́тия, пока́ хва́тит то́плива в реа́кторе. Тогда́ мне никто́ не бу́дет меша́ть.
- Où étais-tu ?
- Je suis allé en ville.
- Dis-moi ce que tu as vu.
- Rien. Tout est en place - sauf...
- Je comprends. Le siècle de l'automatisation ! Les objets que vous avez créés sont bien mieux adaptés face à n’importe quels aléas. Il n’aura fallu qu’une fraction de seconde pour couper l'alimentation de gaz, couper le réseau électrique, couper l'eau. Et en cet instant, les humains ne saisissaient même pas ce qui leur arrivait.
- Tu peux en parler avec autant de détachement parce que tu n’es toi-même qu’une chose. Tu n’as aucun sentiment.
- Je n'ai nullement besoin d'eux.
- Je suppose que tu es assez content de ce qui leur est arrivé.
- Bien sûr. Mais je ne comprends pas pourquoi cela ne semble pas te satisfaire.
- Comment ça ?
- Sais-tu combien tu as de la chance ! Tu es leur seul héritier : à présent tous ces biens, créés par leurs milliards de mains, te reviennent. Profites-en ! Mange ! Bois ! Les plus beaux vêtements, les meilleures voitures sont à toi tout seul ! Baigne-toi dans des rivières d’or et de diamants ! N'est-ce pas ce dont chacun de vous, humains, rêviez avant la catastrophe ? Que crains-tu maintenant ?
- Ferme-la, pourriture !!
Le vieil homme écume de rage. Le Grand Analyseur, lui, comme toujours, garde son calme.
- Vraiment, j’en ai marre de t’écouter, conclut-il. Heureusement, je serai bientôt débarrassé de toi. Tu seras mort que j'existerai encore pendant un siècle, jusqu'à ce qu'il n’y ait plus assez de combustible dans le cœur du réacteur. Enfin, plus personne ne sera là pour sans cesse venir me déranger.
-
Ilya Varchavsky – L’héritier (04)
Ville fantômatique de l'ex-URSS Илья Варшавский - Ilya Varchavsky
Насле́дник - L’héritierЧетвёртый эпизо́д - Episode quatre
Пусты́нные у́лицы припу́дрены сне́гом. От э́того го́род стано́вится похо́жим на подгримиро́ванного мертвеца́. Сне́гом покры́ты скрю́ченные мёртвые стволы́ дере́вьев, снег лежи́т на безжи́зненной кори́чневой земле́ в скве́рах, под сне́гом погребён слой стра́шной чёрной пы́ли на тротуа́рах и мостовы́х.
Чёрная пыль. Она́ оста́лась на ле́стницах домо́в, на парке́тах кварти́р, на сту́льях, в ва́ннах, везде́, где когда́-то была́ жива́я плоть.
Сле́ды жи́зни не то́лько в ку́чках чёрного пе́пла. Они́ — в разбро́санных на полу́ де́тских игру́шках, в лежа́щей на дива́не раскры́той кни́ге, в недопи́тых ча́шках на столе́, в смя́той поду́шке, храня́щей фо́рму чьей-то головы́, в пре́рванной на полусло́ве ру́кописи. И везде́ ря́дом ку́чки чёрной пы́ли разли́чных разме́ров и форм.
Стари́к до́лго ходи́т из до́ма в дом, из кварти́ры в кварти́ру, из ко́мнаты в ко́мнату. Он берёт ве́щи, тща́тельно их рассма́тривает и бе́режно ста́вит на ме́сто. Всё должно́ сохрани́ться в том ви́де, как бы́ло тогда́. Е́му хо́чется поня́ть, как жи́ли лю́ди в тот ве́чер, чем они́ занима́лись, о чём ду́мали.
Он сно́ва выхо́дит на у́лицу. В разби́той витри́не магази́на застря́л похо́жий на жука́, сверка́ющий ла́ком автомоби́ль. За́дние колёса вися́т в во́здухе над тротуа́ром. Он машина́льно счита́ет ку́чки пе́пла на сафья́не сиде́ний: одна́, две, три. Две впереди́ и одна́, поме́ньше, сза́ди.
Холо́дный ве́тер врыва́ется в разби́тое окно́, кру́тит на полу́ ку́чки пы́ли, игра́ет сверка́ющими шелка́ми. Кача́ющиеся в поры́вах ве́тра меховы́е манто́ ка́жутся фантасти́ческими живо́тными, попа́вшими в капка́ны.
Стари́к подхо́дит к прила́вку, до́лго, приди́рчиво разгля́дывает лежа́щие на нём ве́щи, берёт тёплый шарф и повя́зывает им ше́ю.
Тепе́рь он торо́пится. Ну́жно ещё взять консе́рвы и до наступле́ния темноты́ попа́сть домо́й.
Les rues sont désertes, comme saupoudrées de neige. La ville ressemble à un défunt dont on aurait fardé le visage. La neige couvre les troncs difformes des arbres morts, elle tapisse la terre brunie et sans vie des squares, ensevelit la terrifiante couche de poussière noirâtre qui s’est déposée sur les trottoirs et les pavés.
Partout cette poussière noire : sur les marches des maisons, sur le parquet des appartements, sur les chaises, dans les salles de bain, partout où autrefois il y avait des êtres pleins de vie.
Les empreintes de ces existences ne gisent pas seulement dans tous ces petits tas de cendres noires. Elles sont sur les jouets d'enfants encore éparpillés sur le sol, sur les pages d’un livre ouvert posé sur un divan, dans ces tasses encore à moitié remplies posées sur le bord d’une table, sur un oreiller froissé qui a conservé la forme d’une tête, dans un manuscrit laissé inachevé au milieu d'une phrase. Et partout, partout, ces petit tas de poussière noire, chacun différent et singulier.
Le vieil homme a longtemps marché de maison en maison, d'appartement en appartement, de chambre en chambre. Il a pris dans ses mains toutes sortes d’objets, les a examinés attentivement puis les a chacun reposés soigneusement. Tout doit être conservé à sa place, rien ne doit bouger. Il désire comprendre qui étaient ces gens, ce qu'ils faisaient ce soir-là, ce à quoi ils pensaient.
Le voilà de nouveau dans la rue. Une voiture à la carrosserie luisante, tel un gros scarabée, est encastrée dans une vitrine qui a volé en éclats. Ses roues arrière sont suspendues en l’air, au-dessus du trottoir. Le vieil homme compte machinalement les tas de cendres sur les sièges de cuir : un, deux, trois. Deux devant et un, plus petit, derrière.
Un vent froid s'engouffre par la baie brisée du magasin, faisant tourbillonner les petits tas de cendres. Plus loin, il joue avec des soieries étincelantes. Sous ses rafales, des manteaux de fourrure se balancent telles des bêtes fantastiques prises au piège.
Le vieil homme s'approche du présentoir. Méticuleusement, longuement, il regarde les articles restés posés là. Il prend une écharpe chaude et la noue autour de son cou.
Maintenant, il se presse. La nuit ne va pas tarder. Avant de rentrer, il doit encore faire provision de quelques boîtes de conserve.
