M. Zochtchenko – La femme analphabète (01)
Mikhaïl Zochtchenko - Михаил Зощенко
L’histoire d’une lettre et d'une femme analphabète
Расска́з о письме́ и о негра́мотной же́нщине
Extrait du Livre bleu ciel (Голуба́я кни́га)
(1935)
Premier épisode - Первый эпизод
Жи́ли себе́ в Ленингра́де муж и жена́.
Муж был отве́тственный сове́тский рабо́тник. Он был неста́рый челове́к, кре́пкий, развито́й и вообще́, зна́ете ли, энерги́чный, пре́данный де́лу социали́зма и так да́лее.
И хотя́ он был челове́к просто́й, из дере́вни, и никако́го тако́го в своё вре́мя вы́сшего образова́ния не получи́л, но за го́ды пребыва́ния в го́роде он поднаторе́л во всём и мно́го чего́ знал и мог в любо́й аудито́рии ре́чи произноси́ть. И да́же вполне́ мог вступа́ть в спо́ры с учёными ра́зных специа́льностей – от физио́логов до эле́ктриков включи́тельно.
А жена́ его́, Пелаге́́я, ме́жду тем была́ же́нщина негра́мотная. И хотя́ она́ прие́хала из дере́вни вме́сте с ним, но ничему́ тако́му не научи́лась, оста́лась негра́мотной, и да́же свою́ фами́лию она́ не могла́ подпи́сывать.
А муж Пелаге́и, ви́дя таку́ю ситуа́цию, ужа́сно огорча́лся, страда́л и не понима́л, как ему́ выйти́ из беды́. Тем бо́лее он сам был чересчу́р за́нят и не име́л свобо́дного вре́мени на переподгото́вку свое́й супру́ги.
И он ей говори́л:
– Ты бы, Пелаге́юшка, как-нибу́дь научи́лась чита́ть и́ли хотя́ бы фами́лию подпи́сывать. На́ша страна́, – говори́т, – постепе́нно выхо́дит из веково́й темноты́ и некульту́рности. Мы круго́м ликвиди́руем се́рость и негра́мотность. А тут вдруг супру́га дире́ктора хлебозаво́да не мо́жет ни чита́ть, ни писа́ть, ни понима́́ть, чего́ напи́сано! И я от э́того терплю́ невозмо́жные страда́ния.
А Пелаге́я на э́то, коне́чно, так говори́т. Она́ руко́й махнёт и так отвеча́ет:
– Ах, – отвеча́ет, – Ива́н Никола́евич, об чём вы хлопо́чете! Мне э́тим не́ к чему занима́ться. В своё вре́мя я за э́то не взяла́сь, а тепе́рь мои́ го́ды постепе́нно прохо́дят, и моя́ мо́лодость исчеза́ет, и мои́ ру́ки специа́льно не гну́тся, что́бы, наприме́р, каранда́ш держа́ть. На что мне учи́ться и бу́квы выводи́ть? Пуща́й лу́чше молоды́е пионе́ры занима́ются, а я и так до ста́рости лет доживу́.
А муж Пелаге́и, коне́чно, вздыха́ет с огорче́нием и говори́т:
– Эх, эх, Пелаге́я Макси́мовна!..
Но одна́жды всё-таки Ива́н Никола́евич принёс домо́й уче́бник.
– Вот, – говори́т, – По́ля, нове́йший буква́рь-самоучи́тель, соста́вленный по после́дним да́нным нау́ки. Я, – говори́т, – сам тебе́ бу́ду пока́зывать. И про́сьба – мне не противоре́чить.
А Пелаге́я усмехну́лась ти́хо, взяла́ буква́рь в ру́ки, поверте́ла его́ и в комо́д спря́тала: пуща́й, де́скать, лежи́т, мо́жет, пото́мкам пригоди́тся.
А Leningrad vivait un couple, mari et femme.
Lui était un cadre soviétique encore assez jeune ; un travailleur solide, éclairé, et comme on dit, énergique, dévoué à la cause du socialisme, etc., etc....
Et bien qu'il fût un homme simple, venu de la campagne, et qu'il n’eût reçu qu’une éducation de base, au fil des années passées dans cette grande métropole, il s’était pas mal informé sur tout un tas de choses, et pouvait discourir devant n’importe quel auditoire, allant même jusqu’à tenir la dragée haute à divers spécialistes, aussi bien des physiologues que des électriciens.
Mais sa femme, Pélagie, venue du même village que lui, était restée totalement analphabète. Et n’ayant rien appris, elle ne savait pas même écrire son nom.
Et cette situation chagrinait terriblement son époux qui en souffrait. Il ne savait pas comment pouvoir la sortir de cette impasse. Comme en plus il était quotidiennement débordé, lui-même n'avait pas le temps de lui dispenser la formation et l’instruction dont elle avait si grandement besoin.
Souvent il lui répétait : - Pélagie, mon cœur, tu devrais d'une manière ou d'une autre apprendre à lire ou au moins à écrire ton nom. Notre pays, ajoute-t-il, sort progressivement de siècles d’obscurantisme et d’ignorance. Nous liquidons partout la bêtise et l’analphabétisme. Et toi, la femme du directeur de la fabrique de pain, tu ne sais ni lire, ni écrire, ni même comprendre un traître mot ! Et cela, vois-tu, me lamente...
Mais Pélagie lui répondait en soupirant : - Ah-la-la, mon bon Ivan Nikolaïevitch, pourquoi ces idées ! C’est chose bien inutile à présent. Quand j’aurais dû m’y mettre, je n’y suis pas parvenue, mais à présent, les années ont passé, ma jeunesse m’abandonne et mes doigts, par exemple, ne sont plus capables de tenir correctement un crayon. Pourquoi devrais-je étudier et savoir lire et écrire ? Il vaut mieux laisser ça aux jeunes générations, à nos vaillants pionniers. Quant à moi et jusqu’à mes vieux jours je saurai bien m’en passer.
Et Ivan Nikolaïevitch bien sûr, soupirait amèrement : - Ah... Pélagie, Pélagie...
Pourtant un jour, voilà qu’il ramène à la maison un livre.
- Voici, dit-il à son épouse, un manuel d'auto-apprentissage pour la lecture et l’écriture basé sur les dernières connaissances scientifiques. Et c’est moi, ajoute-t-il, qui vais te montrer comment faire. Et je t’en prie, ne me contredis pas.
Pélagie lui sourit doucement, prend l’ouvrage, le tourne et le retourne puis va le ranger dans la commode : - laissons-le tranquillement reposer, peut-être qu'il servira à nos enfants et petits-enfants…
