-
M. Zochtchenko – Comment une fillette…
La fillette et ses nouvelles bottines, illustration Ilona Mikhaïl Zochtchenko - Михаил Зощенко
Comment une fillette obtint de nouvelles bottines
Расска́з о том, как де́вочке сапо́жки покупа́ли
Extrait du Livre bleu ciel (Голуба́я кни́га)
(1935)Трофи́мыч с на́шей коммуна́льной кварти́ры пошёл свое́й до́чке сапо́жки покупа́ть.
До́чка у него́, Ню́шка, небольшо́й тако́й дефекти́вный переро́сток. Семи́ лет.
Так вот, пошёл Трофи́мыч с э́той свое́й Ню́шкой сапоги́ приобрета́ть. Потому́ как де́ло к о́сени, а сапожо́нок, конечно́, не́ту.
Вот, Трофи́мыч поскрипе́л зуба́ми мол, тако́й расхо́д, взял, наприме́р, свою́ Ню́шку за ла́пку и пошёл ей поку́пку производи́ть.
Зашёл он со свои́м ребёнком в оди́н комме́рческий магази́н. Веле́л показа́ть това́р. Веле́л приме́рить. Всё вполне́ хорошо́: и това́р хоро́ш, и ме́рка аккура́тная. Одно́ зна́ете ника́к не годи́тся, цена́ не годи́тся. Цена́, пря́мо ска́жем, неинтере́сная.
Тем бо́лее Трофи́мыч, коне́чно, хоте́л купи́ть э́ти де́тские недоме́рки совсе́м за пустяки́. Но цена́ его́ напуга́ла.
Пошёл тогда́ Трофи́мыч, несмотря́ на отча́янный Ню́шкин рёв, в друго́й магази́н. В друго́м магази́не опя́ть та же цена́. В тре́тьем магази́не та же карти́на. Одни́м сло́́вом, куда́ ни приду́т, - та же исто́рия: и нога́ по сапогу́, и това́р годи́тся, а с цено́й фо́рменные но́жницы - расхожде́ние, и вообще́ Ню́шкин рёв.
В пя́том магази́не Ню́шка приме́рила сапоги́. Хороши́. Спроси́ли цену́. Ему́ говоря́т:
Напра́сно хо́дите, цена́, говоря́т, всю́ду казённая, и никако́й ски́дки.
На́чал Трофи́мыч упра́шивать, чтоб ему́ скости́ли не́сколько рубле́й для мора́льного равнове́сия, а в э́то вре́мя Ню́шка в но́вых сапо́жках подошла́ к двери́ и, не будь ду́ра, вы́шла на у́лицу.
Ки́нулся бы́ло Трофи́мыч за э́тим свои́м ребёнком, но его́ заве́дующий удержа́л:
Пре́жде, говори́т, запла́тить на́до, това́рищ, а пото́м бежа́ть по свои́м дела́м.
На́чал Трофи́мыч упра́шивать, чтоб обожда́ли.
Сейча́с, говори́т, ребёнок, мо́жет быть, я́вится. Мо́жет, ребёнок пошёл промя́ться в э́тих но́вых сапо́жках.
Заве́дующий говори́т:
Э́то меня́ не каса́́ется. Я това́ра не ви́жу. Плати́те за това́р де́ньги. И́ли с магази́на не выходи́те.
Трофи́мыч отвеча́ет:
Я с магази́на не вы́йду. Я обожду́, когда́ ребёнок я́вится.
Но то́лько Ню́шка в магази́н не верну́лась.
Она́ вы́шла из магази́на в но́веньких баре́тках и, не будь ду́ра, домо́й пошла́.
А то, ду́мает, папа́ня, как пить дать, обра́тно не купи́т, по причи́не всё той же дорогови́зны.
Так и не верну́лась.
Не́чего де́лать заплати́л Трофи́мыч, ско́лько спроси́ли, поскрипе́л зуба́ми и пошёл домо́й.
А Ню́шка была́ уже́ до́ма и щеголя́ла в свои́х баре́тках.
Хотя́ Трофи́мыч её слегка́ потрепа́л, но, ме́жду про́чим, баре́тки так при ней и оста́лись.
Тепе́рь, по́сле э́того фа́кта, мо́жет быть, вы заме́тили: в госуда́рственных магази́нах на́чали отпуска́ть на приме́рку по одному́ ле́вому сапогу́.
А пра́вый сапо́г тепе́рь пря́чется куда́-нибудь, и́ли сам заве́дующий зажима́ет его́ в коле́нях и не допуска́ет тро́гать. (...)
На э́том неви́нном де́тском расска́зике мы хоте́ли зако́нчить наш отде́л Кова́рство, с тем что́бы перейти́ к но́вому Неуда́чи...
Trofimitch est sorti de notre appartement communautaire pour aller acheter des bottines à sa fille de sept ans, Niouchka. Une fillette bien mal élevée pour son âge.
Ainsi donc Trofimitch est allé avec sa Niouchka lui dénicher des bottines. Parce qu’on allait vers l’automne et que, bien sûr, l’enfant n’avait rien à se mettre aux pieds pour l’hiver.
Donc Trofimitch, serrant les dents - car confronté à cette dépense à venir -, a saisi sa Niouchka par la patte et est sorti pour réaliser cette emplette.
Il entre avec elle dans un magasin. Trofimitch veut voir les bottines. Il demande que sa fille les essaie. Tout est plutôt pas mal : la marchandise est bonne et la pointure lui va. Juste une chose inquiète notre bonhomme. A dire vrai, c'est le prix. Le prix ne va pas du tout. Il n’a rien de folichon.
Bien sûr, Trofimitch aurait voulu acheter ces petites de bottines d’enfant pour quelques kopecks. Mais voilà que le prix l’effraie.
Ensuite, et malgré les rugissements désespérés de Niouchka, tous deux se rendent dans une autre boutique. Et dans cette autre boutique à nouveau on lui annonce un prix équivalent. Dans une troisième, même tableau. En un mot, peu importe où ils vont, c’est toujours la même histoire : le pied va à la botte, le produit est bon certes, mais il y a un sérieux écart concernant le prix demandé. Et à chaque fois, de nouveau, les rugissements de Niouchka.
Dans un cinquième magasin, Niouchka essaie une autre paire. Oh ! comme elles lui vont bien. Trofimitch en demande le prix. On lui répond : - Cela ne sert à rien de faire le tour partout en ville, qu’on lui dit, le prix est fixé par le gouvernement, sans rabais d’aucune sorte.
Trofimitch commence à vouloir marchander, mendier quelques roubles, au moins pour son équilibre moral, et à ce moment-là, Niouchka, la paire de bottines neuves aux pieds, se dirige droit vers la porte et - pas bête la guêpe - quitte le magasin.
Trofimitch se précipite pour la rattraper mais le gérant le retient par la manche : - D’abord, lui dit-il, vous devez payer, camarade, ensuite vous pourrez vaquer à vos occupations.
Trofimitch commence à supplier : - Attendez, dit-il, la gamine va bien revenir. Peut-être qu’elle est juste allée se dégourdir les jambes...
Le gérant rétorque : - Ce n'est pas mes oignons. Où est passée ma marchandise ? Payez ou vous ne quitterez pas ce magasin !
Trofimitch répond : - Soit, je reste. Je vais attendre qu’elle revienne.
Mais Niouchka n'est jamais revenue.
Elle a quitté la boutique avec, aux pieds, des bottines toutes neuves et - pas bête la guêpe - de ce pas elle est rentrée à la maison.
« Sinon, avait-elle réfléchi, mon papounet, c’est sûr, me les aurait pas achetées, à cause qu’elles coûtent trop cher... »
Ainsi n’est-elle jamais réapparue à la boutique. Trofimitch n’a eu d’autre issue que de payer le prix demandé et, serrant les dents, est rentré à la maison.
Et Niouchka paradait déjà dans l’appartement, chaussée de ses bottines. Trofimitch, bien sûr, lui a donné quelques légères taloches, mais, en définitive, la fillette a pu les garder ses nouvelles chaussures.
Maintenant, et depuis cela, peut-être avez-vous remarqué que dans les magasins d'État on a commencé à ne vous permettre d'essayer qu’une chaussure à la fois, la gauche en général. Et la droite est désormais cachée quelque part, ou bien le vendeur la tient lui-même sur ses genoux et ne vous permet pas d'y toucher...
C’est avec cette innocente histoire pour enfants, que nous avons voulu terminer notre chapitre sur la Perfidie, et que nous entamons à présent celui consacré à l’Infortune...
-
M. Zochtchenko – Les caissières (02)
Les caissières (кассирши) Les caissières
Заба́вное происше́ствие с касси́ршейSecond épisode - Второ́й эпизод
В о́бщем, когда́ э́ту на́шу хоро́шенькую касси́ршу уво́лили, она́ в слёзы.
И говори́т окружа́ющим:
Я зна́ю, почему́ меня́ уво́лил ваш заве́дующий. Я, говори́т, к нему́ суро́во относи́лась и ма́ло, говори́т, смотре́ла на него́ как же́нщина. И вот он меня́ за э́то и прогна́л.
Ну, коне́чно, слу́хи э́ти дошли́ до инспе́кции труда́. Вообще́, сове́тский контро́ль. И так да́лее. На́шего заве́дующего вызыва́ют. Он говори́т:
Э́то на́глая ложь. Я на э́ту ба́рышню даже́ не гляде́л. Меня́ она́ вообще́ ма́ло интересу́ет. Пожа́луйста, посмотри́те мой жи́зненный путь: за полтора́ го́да то́лько и де́лал, что их увольня́л.
Ему́ говоря́т:
Но, мо́жет быть, вы их увольня́ли как раз за то, на что э́та жа́луется.
Заве́дующий говори́т:
Я, говори́т, не нахожу́ слов от возмуще́ния. Хорошо́, говори́т. В тако́м слу́чае я созна́юсь, почему́ я их уво́лил. И раз меня́ тепе́рь на два́дцать тре́тьей обвиня́ют как раз в обра́тном смы́сле, то я не счита́ю бо́льше возмо́жным скрыва́ть настоя́щую причи́ну. Ви́дите, в чём де́ло. Я, как бы сказа́ть, люби́тель иногда́ вы́ругаться. Ну, знае́те, фронтова́я привы́чка. На рабо́те я ещё сде́рживаюсь. Но в конце́ трудово́го дня и́ли там при подсчёте това́ра я сде́рживаться затрудня́юсь. И е́сли у меня́ касси́рша, то э́то меня́ соверше́нно стесня́ет. Она́ мне не даёт тво́рчески разверну́ться. Вот почему́ я уво́лил два́дцать две касси́рши. И почему́ уво́лил два́дцать тре́тью. Я щади́л их наи́вность. И всё наде́ялся, что мне пришлю́т како́го-нибу́дь из на́шего ла́геря, пе́ред кото́рым я смогу́ быть са́мим собо́й. И поэ́тому я пусти́лся на подо́бное кова́рство, стал подря́д выку́ривать всех ба́рышень, в наде́жде когда́-нибу́дь наскочи́ть на мужчи́ну. Но э́того, увы́, не случи́лось. И вот я тепе́рь пострада́л за свою́ хи́трость. И нахожу́сь пе́ред ва́ми.
Тогда́ инспе́кция вызыва́ет э́ту хоро́шенькую касси́ршу. И ей говори́т:
Что же вы дурака́ валя́ете? Ведь вот он у вас како́й!
Касси́рша говори́т:
А я почём зна́ла? Я ду́мала, что он меня́ уво́лил по друго́й причи́не. А что каса́ется э́того, то э́то меня́ отню́дь бы не трево́жило. Поду́маешь, Худо́жественный теа́тр! За что друго́е, а как раз за э́то меня́ не на́до бы́ло увольня́ть. Сме́шно.
Заве́дующий говори́т:
Да, ка́жется, с э́той касси́ршей я бы смог срабо́таться. Я жа́лею, что я её выгна́л, не узна́в характери́стики.
В о́бщем, э́та касси́рша сно́ва рабо́тает в э́том магази́не.
Но заве́дующий, к сожале́нию, там уже́ не рабо́тает. Ему́ сде́лали стро́гий вы́говор с предупрежде́нием и сказа́ли, чтоб в друго́й раз он не пуска́лся бы на подо́бное ара́пство для угожде́ния свои́м ни́зменным вку́сам.
И перевели́ его́ рабо́тать в скла́ды. Там он, мо́жет быть, и отво́дит ду́шу.
Но хо́чется ду́мать, что э́то его́ одёрнуло, и он уже́ расста́лся со свое́й привы́чкой, благодаря́ которо́й он испо́ртил настрое́ние двадцати́ трём же́нщинам, из кото́рых одна́ была́ да́же неду́рненькая.
Bref, donc, lorsque notre jolie caissière a été licenciée, elle a fondu en larmes.
Elle raconte alors à son entourage : - Je sais bien pourquoi il m'a virée. Moi, dit-elle, je l'ai traité sévèrement et, ajoute-t-elle, je l'ai à peine regardé avec l’œil d’une femme. Et c’est pour ça qu’il m'a mise à la porte.
Et bien évidemment, ces rumeurs sont remontées jusqu’à l’inspection du travail. Et puis, au niveau des autorités centrales. Et ainsi de suite.
Notre gérant est convoqué. Il conteste : - C'est un mensonge flagrant. Je n'ai même pas jeté un œil sur cette bonne femme. Elle ne m'intéresse pas du tout. Regardez mon parcours : pendant un an et demi, je n'ai fait que les licencier toutes.
Ils lui répondent : - Mais peut-être que vous les avez toutes virées exactement pour ce dont celle-là se plaint.
Le gérant proteste : - Je… je ne trouve pas les mots pour clamer mon indignation. D'accord, dans ce cas je vais tout vous dire. Je vais avouer pourquoi je les ai toutes virées. Et puisque qu’on m’accuse à présent pour cette vingt-troisième, je ne crois plus possible de cacher la véritable cause.
...Voyez quel est mon problème. Je ne peux, comment dire, me passer de sortir parfois des grossièretés. J’aime ça. Vous savez, c’est là une habitude du front, de la guerre. Au travail, toujours je me retiens. Mais à la fin de la journée ou lors de l’inventaire, j'ai du mal à me contrôler. Et si j'ai près de moi une caissière, ça me bloque complètement. Elle ne me permet pas de laisser libre cours à ma créativité.
...C'est pour ça que j'en ai viré vingt-deux. Et c’est pourquoi j’ai aussi mis à la porte la vingt-troisième. Uniquement pour ménager leur âme sensible. Moi, j'espérais toujours qu'on m'enverrait quelqu'un de notre bord, un homme avec qui j’aurais pu me sentir moi-même. C’est comme ça que je me suis rendu perfide envers ces demoiselles et que j’ai commencé à les éconduire les unes après les autres, dans l'espoir, un jour ou l’autre, de tomber sur un homme. Mais cela, hélas, ça ne s’est pas produit. Et maintenant, je souffre de ma ruse. Et voilà que je me tiens là devant vous.
Alors l'inspecteur interpelle la jolie caissière : - Pourquoi avoir raconté des âneries ? Voyez, c’est un brave homme, tout de même !
Le caissière : - Comment j’aurais pu savoir tout ça ? Je pensais qu'il m'avait sacquée pour autre chose. Pour ce qui est d’entendre ses gros-mots, cela ne m’aurait pas dérangée du tout. La belle affaire ! Du grand Théâtre, de l’Art ! Il n’avait pas besoin de me virer juste pour cette raison. Ridicule…
Le gérant : - Oui, je crois bien alors que j’aurais pu travailler avec cette caissière. Je regrette de l'avoir mise à la porte sans connaître l’ensemble de ses qualités.
Et c’est ainsi que cette caissière travaille à nouveau dans ce magasin.
Quant au gérant, malheureusement, il a perdu son poste. Ayant reçu une sévère réprimande et un avertissement, on a exigé de lui qu’il ne se livre plus à de telles duperies pour satisfaire ses vils instincts.
Et on l’a transféré aux entrepôts. Là, peut-être, saura-t-il soulager son âme.
Mais nous aimerions penser que cela lui aura permis de réfléchir, et qu’il a désormais abandonné ses vilaines habitudes qui ont gâché l'humeur de vingt-trois femmes - dont l'une, même, n’était pas si mal du tout...
-
M. Zochtchenko – Les caissières (01)
Journal 'Le monde des coopératives' (Кооперативный мир), n° 1, janvier 1917 Mikhaïl Zochtchenko - Михаил Зощенко
Les caissières
Заба́вное происше́ствие с касси́ршейExtrait du Livre bleu ciel (Голуба́я кни́га)
(1935)Premier épisode - Первый эпизод
В одно́м кооперати́ве Пролета́рский путь за после́дние полтора́ го́да смени́лось два́дцать три касси́рши. И э́то мы ничу́ть не преувели́чиваем.
Два́дцать три касси́рши в тече́ние коро́ткого вре́мени. Э́то, действи́тельно, не́что стра́нное и порази́тельное.
Заве́дующий в своё вре́мя так об э́том явле́нии сказа́л. Он сказа́л:
Они́ все не соотве́тствовали своему́ назначе́нию. И все бы́ли ду́ры. И подря́д их двадца́ть две шту́ки смени́л.
Ну, коне́чно, бы́ли да́мские кри́ки, во́пли и объясне́ния. Но де́ло от э́того не измени́лось. Ка́ждая така́я рабо́тала у него́ неде́лю и́ли полторы́, и по́сле он её с шу́мом вышиба́л. Он их вышиба́л наза́д, на би́ржу труда́. И тре́бовал ещё.
Е́сли мо́жно, он говори́л, да́йте касси́ра. Мужчи́ну.
Но ему́ почему́-то ве́́чно присыла́ли не то. То есть же́нщин. Касси́рш. Наве́рное, мужчи́н не́ было. А то бы они́, коне́чно, присла́ли. Вообще́, э́то дово́льно стра́нное психологи́ческое явле́ние. Ска́жем, за прила́вком обяза́тельно мужчи́на рабо́тает, а за ка́ссой определённо же́нщина.
И почему́ э́то? Почему́ за ка́ссой же́нщина? Что за стра́нное явле́ние приро́ды?
И́ли наш брат, мужи́к, не мо́жет равноду́шно гляде́ть на враще́ние де́нег вокру́г себя́? И́ли он запива́ет от постоя́нного мора́льного возде́йствия и де́нежного зво́на? И́ли ещё есть каки́е-нибудь причи́ны? Но то́лько о́чень и́зредка мо́жно уви́деть на́шего бра́та за э́тим делика́тным де́нежным де́лом. И то э́то бу́дет по бо́льшей ча́сти ста́рый субъе́кт, вро́де ба́бы, с осолове́вшими глаза́ми и с то́нким го́лосом.
Коро́че говоря́, несмотря́ на все про́сьбы заве́дующего, ему́ всё вре́мя присыла́ли ба́рышень.
И вот он смени́л их уже́ свы́ше двух деся́тков.
И, наконе́ц, он сменя́ет два́дцать тре́тью.
А э́та два́дцать тре́тья была́ о́чень ми́ленькая собо́й. Она́ была́ интере́сная. И да́же отча́сти краса́вица… Во вся́ком слу́чае франтова́тая. Хорошо́ оде́тая. И потому́ она́ хорошо́ и вы́глядела. В о́бщем, она́ была́ хоро́шенькая.
Но, несмотря́ на э́то, наш заве́дующий, не погляде́в на её милови́дность, то́же её вышиба́ет.
Она́ вдруг в слёзы. Дра́мы. Исте́рики. Сканда́л.
Коне́чно, касси́рша настоя́щего вре́мени отча́сти мо́жет да́же удиви́ться э́тим исте́рикам. И не поймёт причи́ну огорче́ния. Но пять лет наза́д э́то бы́ло в вы́сшей сте́пени поня́тно. Тогда́ рабо́та на полу́ не валя́лась. И ме́стом касси́рши мно́гие интересова́лись.
Au sein de la coopérative ‘La Voie du prolétariat’, sans exagérer, vingt-trois caissières se sont succédé en un an et demi.
Vingt-trois caissières en si peu de temps. C'est vraiment quelque chose de bien étrange et surprenant.
Le gérant en a parlé un jour en disant : - Aucune d’entre elles n’était adaptée au poste. Toutes des idiotes. Et j’en ai eu vingt-deux à la suite.
Et, bien sûr, chaque fois ça se terminait en cris, lamentations et argumentations toutes féminines. Mais sans que cela n’y changeât rien. Chacune travaillait auprès de lui une semaine ou une semaine et demie, puis était renvoyée avec pertes et fracas. Réexpédiée à la bourse du travail.
Et lui à chaque fois réclamait, encore et encore : - Si possible, disait-il, adressez-moi un caissier. Un homme.
Mais pour on ne sait quelle raison, on ne lui envoyait chaque fois que des candidats ne faisant pas l’affaire. Autrement dit, des femmes. Des caissières. Il n'y avait probablement pas d'hommes disponibles. Sinon, bien sûr, on les lui aurait adressés.
En général, il s'agit là d'un fait psychologique plutôt étrange. Disons-le : la personne qui se tient derrière le comptoir est nécessairement un homme, et celle derrière la caisse enregistreuse une femme. Précisément une femme.
Et pourquoi est-ce ainsi ? Pourquoi y a-t-il toujours une femme derrière la caisse ? Quelle est la raison de cet étrange phénomène naturel ?
Ou bien nous, les mâles serions-nous incapables de voir défiler avec indifférence de l'argent devant nous ? Ou alors nous mettrions-nous à picoler suite à la pression morale constante que provoque le bruissement de l’argent ? Ou y a-t-il à cela d'autres raisons ? Mais ce n'est que très rarement que vous verrez un brave gars employé à la délicate tâche de compter la monnaie. Et encore, ce sera alors un vieil employé, ressemblant à une femme âgée, aux yeux somnolents et à la voix fluette.
Bref, malgré tous ses desiderata, chaque fois on n’adressait à notre gérant que des demoiselles.
Et donc c’est ainsi qu’il en est venu à en licencier plus de deux dizaines.
Et finalement, voilà qu’il fiche à la porte la vingt-troisième.
Et cette vingt-troisième était bien jolie. Un profil intéressant. Et même presque une beauté... Pour le moins, une jeune femme pimpante et dynamique. Bien habillée. Et c'est pour ça qu'elle avait l'air pas mal. C’est ça : pas mal du tout.
Mais malgré cela, notre gérant, sans même faire cas de son allure, la met également à la porte.
Et voilà que soudain elle fond en larmes. C’est le drame. L’ hystérie. Le scandale.
Bien entendu, une caissière, de nos jours, peut toujours parfois se laisser aller à de telles crises d’hystérie. Sans même comprendre les raisons de ce qui la chagrine. Mais il y a cinq ans, cela était tout à fait compréhensible. À l’époque, le travail se ne trouvait pas sous le sabot d’un cheval. Et une place de caissière en intéressait plus d’une…
-
M. Zochtchenko – Histoire de changer de costume (2)
Histoire de changer de costume
Исто́рия с переодева́ниемSecond épisode - Второй эпизод
Lecture : Vladimir Samoïlov (Владимир Самойлов)
...Я говорю́ ло́маным испа́нским языко́м:
Яво́ль, говорю́, би́тте-цурби́тте. Неси́те, говорю́, поскоре́й чемода́н в мою́ номеру́лю. А по́сле, говорю́, мы поговори́м, разберёмся, что к чему́.
Яво́ль, яво́ль, отвеча́ет портье́, не беспоко́йтесь.
А у самого́, вида́ть, комме́рческая ли́ния переве́шивает.
Плати́ть-то как, говори́т, бу́дете? Инвалю́т о́дер всё-таки неуже́ли на́шими?
И сам де́лает из свои́х па́льцев зна́ки, поня́тные приезжи́м иностра́нцам, но́лики и едини́цы. Я говорю́:
Э́то я как раз вас не понима́ет. Неси́, говорю́, холе́ра, чемода́н поскоре́е.
Мне бы, ду́маю, то́лько но́мер заня́ть, а там пуща́й из меня́ лепёшку де́лают.
Вот хвата́ет он мой чемода́н. И от стара́тельности до того́ энерги́чно хвата́ет, что чемода́н мой при плохо́м замке́ раскрыва́ется.
Раскрыва́ется мой чемода́н, и, коне́чно, отту́да выва́ливается, пря́мо ска́жем, ра́зная дрянь. Ну, там, бельи́шко зала́танное, полукальсо́ны, мы́льце Кил и про́чая оте́чественная чертовщи́на.
Портье́ погляде́л на э́то иму́щество, побледне́л и сра́зу всё по́нял.
А ну-те, говори́т, испа́нский подле́ц, покажи́ докуме́нт.
Я говорю́:
Не понима́ет. А е́сли, говорю́, номеро́в не́ту, я уйду́.
Портье́ говори́т швейца́ру:
Вида́ли? Он пыта́лся пройти́ под фла́гом иностра́нца.
Я хочу́ поскоре́й уйти́, но швейца́р говори́т:
Тс-с, това́рищ, подойди́те сюда́. Не бо́йтесь. Ска́жите, неуже́ли вам так ну́жен но́мер?
Я говорю́:
На парохо́де закача́ло е́ле стою́. И да́же согла́сен дать пре́мию, то́лько чтоб мне да́ли в но́мере полежа́ть.
Портье́ говори́т:
У нас взя́ток не беру́т. А е́сли вам так ну́жен но́мер, то я вам могу́ дать про́сто так. Безвозме́здно. Но он без ключа́. Но́мер за́перт, а ключ поте́рян. За э́то вы сле́сарю запла́тите пятна́дцать рубле́й. Он вам откро́ет и ключ подберёт из старья́.
Я плачу́ э́ти де́ньги и получа́ю но́мер.
А ве́чером узнаю́, что никто́ от э́того но́мера ключа́ не теря́л, а про́сто они́ мне загна́ли за пятна́дцать целко́вых обыкнове́нный ключ от э́того но́мера. Об э́том мне сказа́л сосе́д, с которо́го они́ взя́ли за то же са́мое де́сять целко́вых. А с меня́ на пять рубле́й доро́же как с бы́вшего испа́нца.
В о́бщем, я был дово́лен, что получи́л но́мер.
Je poursuis dans mon espagnol toujours aussi approximatif : - Ya-vol, lui dis-je, bitte-zur-bitte. Prendi presto mein valise dans meine chamber-zimmer. Et puis, ajouté-je, nous bafarderons et je vous dirai le pourquoi du comment.
- Ya-vol, ya-vol, répond le réceptionniste, sans souci, grandé Signor !
Mais apparemment, bien vite la visée mercantile reprend le dessus : - Comment allez-vous régler ? me demande-t-il. En devises estrangères oder en valoutas bien de chez nous ?
Et il trace de ses doigts des signes évidents pour tout étranger en villégiature : une suite de zéros et de un.
Je lui dis : - Moi, là tout simplement pas comprendre vous. Peste soit vous ! Porto presto mein valise.
Je me dis qu’il me faut juste qu’il me refile une chambre et, ensuite, ils pourront faire de moi ce qu’ils voudront.
Et donc il saisit ma valise d’une main. Et dans son emportement voilà-t-y qu’elle s'ouvre à cause de son mauvais fermoir.
Elle s'ouvre et là, bien sûr, tout un saint-frusquin de misère dégringole. Et par-ci, des sous-vêtements rapiécés, et par là des demi-caleçons, et puis une savonnette et d’autres conneries tout aussi locales et compatriotiques.
Le réceptionniste voit tout mon fatras, et devient pâle. Soudain il a tout compris.
- Allez, dit-il, espèce de canaille espagnole, montre-moi donc ton passeport.
Je réponds : - Niet comprendo. Et si, ajouté-je, pas de chambre, alors moi ficher la poudre d’escampette.
Le réceptionniste s’adresse au portier : - Non mais t’as vu ça ? Il a tenté de passer sous pavillon estranger !
Je m’apprête à décamper quand le portier me dit : - Ts-ts, camarade, venez par ici. N'ayez pas peur. Dites-moi, désirez-vous vraiment une chambre ?
Je réponds: - Sur le vapeur, j’avais si mal au cœur que je tenais à peine debout. J'accepterais même de verser un surplus, juste pour m'allonger et profiter d’un lit.
Le réceptionniste rétorque : - Nous n'acceptons pas les pots-de-vin. Mais, ajoute-t-il, si vous avez vraiment besoin d’une chambre, je peux vous en fournir une, simplement. Et gratis. Mais elle n'a pas de clé. La clé a été perdue. Pour cela, vous paierez au serrurier quinze roubles pour les réparations. Il vous ouvrira la porte, et vous remettra une clé tirée de son assortiment de vieilleries.
Je m’acquitte de la somme et j'obtiens enfin la chambre.
Et, le soir venu, je découvre que personne n’a jamais perdu de clé : qu’on m’en a juste refilé une bien ordinaire pour une chambre que j’ai payée quinze roubles. Le type de la chambre d’à côté m'en a touché deux mots : à lui, pour la même chose, ils ne lui ont facturé que dix roubles. Et voilà qu’à moi ça m’a coûté cinq roubles supplémentaires en qualité de ci-devant Espagnol.
Mais, dans l’ensemble, j’ai quand même été content d’avoir dégoté une chambre.
Source (en russe) : zoshhenko.ru.
(Nouvelle adaptée d'un récit initialement paru en 1932 sous le titre 'Tombé de la lune' (С луны свалился) - Lire (en russe).)
-
M. Zochtchenko – Histoire de changer de costume (1)
Mikhaïl Zochtchenko - Михаил Зощенко
Histoire de changer de costume
Исто́рия с переодева́нием
Extrait du Livre bleu ciel (Голуба́я кни́га)
(1935)Premier épisode - Первый эпизод
Коне́чно, всем изве́стно, что в гости́нице доста́ть но́мер сейча́с не так легко́.
Я как прие́хал на юг так сра́зу в э́том убеди́лся.
Слез с парохо́да, зашёл в одну́ гости́ницу, там портье́́ говори́т:
Зна́ете, я пря́мо удивля́юсь на совреме́нную пу́блику. Как парохо́д прихо́дит, так все непреме́нно к нам. Как бу́дто у нас тут гости́ница. Ну гости́ница. Но номе́ров у нас нет. Переполне́ние.
Тогда́ я реша́юсь пусти́ться на таку́ю хи́трость. Я выхожу́ на у́лицу и обду́мываю план де́йствия.
В рука́х у меня́ два ме́ста. Одно́ ме́сто обыкнове́нная корзи́нка, на каку́ю гляде́ть ма́ло интере́са. Зато́ друго́е ме́сто о́чень великоле́пный фи́бровый, и́ли, ве́рнее, фане́рный, чемода́н.
Корзи́нку я оставля́ю у газе́тчика, вывора́чиваю наизна́нку своё рези́новое междунаро́дное пальто́ с кле́тчатой подкла́дкой, напя́ливаю ке́пку на нос, покупа́ю сига́ру и её заку́риваю и вот в тако́м неесте́ственном ви́де со свои́м э́кспортным чемода́ном вла́мываюсь сно́ва в э́ту гости́ницу.
Швейца́р говори́т:
Напра́сно бу́дете заходи́ть номере́й не́ту.
Я подхожу́ до портье́ и говорю́ ему́ ло́маным языко́м:
Ейн ша́мбер-ци́ммер, говорю́, яво́ль?
Портье́ говори́т:
Ба́тюшки-све́ты, ника́к иностра́нец к нам припёрся.
И сам отвеча́ет то́же ло́маным языко́м:
Яво́ль, яво́ль. Она́, ша́мбер-ци́ммер, безусло́вно яво́ль. Би́тте-дри́тте си́ю мину́ту. Сейча́с вы́беру но́мер, како́й полу́чше и где поме́ньше клопо́в.
Я стою́ в надме́нной по́зе, а у самого́ поджи́лки трясу́тся.
Портье́, люби́тель поговори́ть на иностра́нном я́зыке, спра́шивает:
Пардо́н, говори́т, господи́н, извиня́юсь. By зет Герма́ния, о́дер, мо́жет быть, что-нибудь друго́е?..
Чёрт побери́, ду́маю, а вдруг он, холе́ра, по-неме́цки куме́кает? И сейча́с на э́том языке́ разговори́тся.
Но, говорю́, их бин е́йне ша́мбер-ци́ммер Испа́ния. Компрене́? Испа́ния. Падеспа́нь¹.
Ох, тут портье́ соверше́нно обезу́мел.
Ба́тюшки-све́ты, говори́т, ника́к к нам испа́нца занесло́. Сию́ мину́ту, говори́т. Как же, как же, говори́т, зна́ю, слы́шал Испа́ния, падеспа́нь.
И у самого́, вида́ть, ру́ки трясу́тся. И у меня́ трясу́тся. И у него́ трясу́тся. И так мы о́ба разгова́риваем и трясёмся...
1- Падеспань. Состоит из элементов характерно-сценического испанского танца; автор музыки и танца — русский артист балета Александр Александрович Царман. Этот танец он впервые представил 1 января 1901 года в зале Благородного собрания Москвы. Падеспань получил известность в Восточной Европе.
Bien sûr, tout le monde sait bien que de trouver une chambre d’hôtel n’est pas si facile de nos jours.
Dès mon arrivée dans le sud du pays, j’en ai été immédiatement convaincu.
Je descends du navire, je trouve un hôtel, et là le réceptionniste me dit : - Vous savez, je suis vraiment surpris par les gens. De nos jours, dès qu’un navire vient de débarquer, tous accourent ici directement. C'est comme si nous étions un hôtel. Soit, ici c’est effectivement un hôtel. Mais nous n'avons pas de chambre. Tout est complet.
Alors je décide de recourir à une petite astuce. Je quitte l’hôtel et réfléchis à un plan d’action.
J’ai deux choses en main. L’une bien ordinaire : un sac qui présente peu d’intérêt. Mais l’autre se trouve être une magnifique valise en fibre vulcanisée, ou plutôt faite de bouts de contreplaqué.
Je dépose le sac chez le marchand de journaux du coin, j’enfile mon imper anglais en toile-caoutchouc à l’envers - sa doublure intérieure est à carreaux -, j’enfonce ma casquette sur le nez, j'achète un cigare, je l'allume, et accoutré aussi insolitement je force à nouveau la porte de ce même hôtel, ma valise d'importation à la main.
Le portier me fait remarquer : - C’est bien inutile d’entrer, nous n’avons pas de chambre.
Je m'approche du réceptionniste et m’exprime dans un jargon approximatif : - Ein chamber-zimmer, dis-je, ya-vol ?
Il me répond : - Nom d’un petit bonhomme ! voilà t’y pas qu’un étranger débarque chez nous !
Et il poursuit dans un jargon tout aussi approximatif : - Ya-vol, ya-vol : fous afez bien du bol. Bitte-dritte, eine minute. Schnel, je fais fous choisir la meilleure, une où y a le moins de punaises de lit.
Je conserve ma posture arrogante mais mon cœur tremble.
Le réceptionniste, amateur de langue étrangère, me demande : - Scouzi, dit-il, monsieur, perdonna-mé. Fous zêtes Allemagne, ou peut-être d’ailliors ?...
« Bon sang, que je pense, et si cette peste parle allemand, et qu’il commence à vouloir me baragouiner dans cette langue ? »
- Nein, dis-je, ich bin eine chamber-zimmer d’Espagna. Comprendi ? Fandango d’Espagna.
Oh là là, voilà que le réceptionniste en est complètement bouleversé.
- Nom d’un petit bonhomme ! qu'il dit, voilà pas qu’un Espagnol atterrit chez nous ! Voilà-t-y pas qu’à présent, ajoute-t-il, pour de bon, j’entends parler l’Espagne et son fandango !
Et, évidemment, il a les mains qui tremblent. Et moi aussi je tremble. Et lui, il tremble. Et ainsi nous conversons et tremblons tous les deux...
-
M. Zochtchenko – Une ruse au pensionnat
Mikhaïl Zochtchenko - Михаил Зощенко
Une ruse au pensionnat
Хи́трость, допу́щенная в одно́м общежи́тии
Extrait du Livre bleu ciel (Голуба́я кни́га)
(1935)В одно́м общежи́тии жила́ не́кто Мару́ся Кораблёва. О́чень коке́тливая осо́ба. Моло́денькая. Лет восемна́дцати. Дово́льно вертля́вая и вообще́ скло́нная к меща́нскому ую́ту.
Она́ учи́лась, коне́чно, плохова́то. Но в вы́сшей сте́пени люби́ла нра́виться мужчи́нам. И для э́той це́ли она́ подводи́ла себе́ гла́зки и пу́дрила ко́жицу. И, кро́ме того́, о́чень отча́янно души́лась. Духа́ми и́ли одеколо́ном. Ей э́то бы́ло всё равно́.
И она́, несмотря́ на свои́ скро́мные капита́лы, непреме́нно всегда́ тра́тилась на э́ту жи́дкость.
У неё пе́ред крова́ткой стоя́л ночно́й сто́лик, и на э́том сто́лике у неё всегда́ красова́лся пузырёк с духа́ми. И лежа́ла ра́зная подма́зка, зе́ркальце и так да́лее.
То́лько вдруг одна́жды Мару́ся ста́ла замеча́ть, что кто-то у неё берёт э́ти духи́. Кто-то и́ми по́льзуется.
Ста́ла она́ тогда́ в сто́лик класть пузырёк. Всё равно́ кто-то неукло́нно отлива́ет. Мо́жет быть, кака́я-нибудь её подру́га, не име́я свое́й парфюме́рии, по́льзуется чужо́й.
Мару́сенька и в сто́лик пря́тала свои́ духи́, и под поду́шку зарыва́ла, не помога́ет. Чья-то неви́димая рука́, нет-нет, да и скрадёт немно́го.
Ста́ла она́ отме́тки де́лать на этике́тке ско́лько бы́ло. То́же не помога́ет. Во́ры с э́тим не счита́лись и при ка́ждом удо́бном слу́чае знай себе́ отлива́ют.
Коро́че говоря́, Мару́ся приду́мала таку́ю шту́ку. Она́ взяла́ и на ба́ночке сде́лала накле́йку яд и пове́рх накле́йки изобрази́ла че́реп с двумя́ костя́ми. И э́тот флако́нчик поста́вила на стол. И с тех пор никто́ уже́ бо́льше не прикаса́лся к жи́дкости.
За исключе́нием, впро́чем, одного́ ра́за. Одна́ истери́чка взяла́ и зара́з вы́пила всю жи́дкость.
Она́, ви́дите ли, поссо́рилась с одни́м знако́мым. И сду́ру заглота́ла всю жи́дкость, пра́вда, без осо́бого вреда́ для себя́.
А е́сли б не э́тот слу́чай, то э́то её изобрете́ние бы́ло бы на высоте́ положе́ния. Мо́жно бы́ло бы да́же пате́нт схло́потать, так сказа́ть, за остроту́ и хи́трость мы́сли.
Но, безусло́вно, изобре́тение не́сколько ме́ркнет, и́бо оно́ напра́влено на меща́нские интере́сы на охра́ну ча́стной со́бственности.
В о́бщем, по́сле э́того слу́чая Мару́ся Кораблёва перемени́ла та́ктику. Она́ те́перь но́сит пузырёк в су́мочке. Отча́сти э́то неудо́бно и тяжело́, но зато́ безопа́сно. (...)
Dans un pensionnat vivait une certaine Maroussia Korableva. Une jeune demoiselle très coquette. Dix-huit ans environ. Assez remuante et attirée par le confort bourgeois.
Elle étudiait médiocrement, bien sûr. Mais ce qu’elle préférait au plus haut degré était de plaire aux hommes. Et à cet effet, elle se maquillait les yeux et se poudrait le visage. En plus, elle se parfumait à la folie. De parfum ou d’eau de Cologne, cela lui était égal. Et malgré son modeste pécule, elle y dépensait pas mal de ses sous.
Près de son petit lit, sur une table de nuit trônait toujours un flacon de parfum. Et diverses crèmes, et un petit miroir, etc., etc.
Si ce n'est que soudain, un jour, Maroussia commença à remarquer que quelqu'un lui prenait de son parfum. Quelqu'un se servait sans demander.
Elle décida de ranger la fiole dans le tiroir de sa table de nuit. En vain,. Quelqu’un y puisait régulièrement. Peut-être était-ce une de ses camarades qui, n’ayant pas son propre parfum, profitait du sien.
Peu importe que Maroussia planquât son parfum dans sa table de nuit ou l’enfouît sous son oreiller, quelque main invisible, de temps en temps, en chouravait toujours un peu.
Maroussia fit un trait sur l'étiquette pour marquer la hauteur. Mais cela n’aida en rien. Les maraudeurs n’en tinrent pas compte et à la moindre occasion venaient y puiser.
Maroussia imagina alors une astuce : elle colla une étiquette sur laquelle elle avait dessiné une tête de mort et deux tibias, en écrivant dessus le mot « poison » Elle posa le flacon sur la table. Et dès cet instant, plus personne n’y toucha plus.
Sauf une fois cependant. Une fille hystérique prit la fiole et en avala le contenu d’un trait.
Parce que, voyez-vous, elle s’était disputée avec quelqu’un. Et bêtement elle avait ingurgité tout le parfum. Mais, en définitive, sans trop de dommage pour elle.
Et si ce léger incident n’était survenu une telle invention aurait pu s’avérer fort utile. Pour ainsi dire, pour avoir usé de tant de finesse et de ruse, Maroussia aurait dû être gratifiée d’un brevet.
Mais, bien entendu, cette trouvaille, aussi sophistiquée soit-elle, est de nos jours quelque peu démonétisée, car elle ne vise qu’à servir les intérêts petits-bourgeois et à protéger la propriété privée.
En définitive, après ce regrettable incident, Maroussia Korableva changea de tactique. Elle garde désormais son flacon dans son sac à main. Ce qui n’est pas vraiment pratique et l’alourdit, mais qui est bien plus prudent. (...)
-
M. Zochtchenko – Une histoire d’invités (3)
Une histoire d’invités
Интере́сный слу́чай в гостя́хEpisode trois - Третий эпизод
В ко́мнате наступи́ла тишина́…
Не́которые из госте́й вста́ли и пошли́ по дома́м.
Оста́вшееся о́бщество мину́т пять ти́хо сиде́ло, рассужда́я о том, что врать не на́до бы́ло. А про́сто вы́звали бы по ли́чному де́лу и поговори́ли. И я́сно, что в э́том им бы не отказа́ли. А тепе́рь совра́ли, и получи́лось некраси́во.
Во вре́мя э́той ти́хой бесе́ды вдруг разда́лся телефо́нный звоно́к. Сам хозя́ин, бухга́лтер Карава́ев, подошёл к аппара́ту и с мра́чным ви́дом снял тру́бку.
И стал слу́шать. Вдруг глаза́ у него́ ста́ли кру́глые, и лоб покры́лся по́том. И телефо́нная тру́бка захло́пала по у́ху.
В тру́бке греме́л го́лос:
Кто вызыва́л това́рища председа́теля [Рыко́ва]? По како́му де́лу?
Оши́бка, сказа́л хозя́ин. Никто́ не вызыва́л. Извиня́юсь…
Никако́й нет оши́бки! Звони́ли и́менно от вас.
Го́сти ста́ли выходи́ть в прихо́жую. И, стара́ясь не гляде́ть друг на дру́га, мо́лча выходи́ли на у́лицу.
И никто́ не догада́лся, что э́тот звоно́к был шу́точный.
И узна́ли об э́той шу́тке то́лько на друго́й день. Ока́зывается, оди́н из госте́й сра́зу по́сле пе́рвого разгово́ра вы́шел из ко́мнаты, побежа́л в апте́ку и отту́да позвони́л, с тем что́бы разыгра́ть всю компа́нию.
В э́том он на друго́й день сам и призна́лся. И при э́том стра́шно хохота́л.
Но хозя́ин, бухга́лтер Карава́ев, отнёсся к э́тому без сме́ха и поссо́рился с э́тим свои́м знако́мым. И да́же хоте́л наби́ть ему́ мо́рду, как проходи́мцу, кото́рый ра́ди со́бственного развлече́ния пуска́ется на подо́бные ме́лкие афе́ры и хи́трости, заставля́ющие други́х люде́й пережива́ть. А гла́вное, хозя́ин не захоте́л прости́ть э́тому го́стю за то, что тот для сме́ха произнёс в телефо́н не́сколько бра́нных слов, кото́рые бухга́лтер воспри́нял как до́лжное. За э́то он ему́ в дальне́йшем не прости́л и бо́льше не приглаша́л на вечери́нки, кото́рые в ско́ром вре́мени и совсе́м отмени́л.
В о́бщем, нижеследу́ющая исто́рия, ещё бо́лее заба́вная свое́й бытово́й хи́тростью.
Un grand silence a envahi la pièce….
Certains invités aussitôt se lèvent et rentrent chez eux.
Plusieurs minutes, ceux encore là se taisent, convaincus que c’était bien inutile d’avoir menti. Qu’il eût fallu simplement dire qu’on appelait pour une affaire personnelle et s’expliquer ensuite. Il est clair qu’on n’aurait pas refusé de leur répondre. Et à présent, voilà qu’on avait menti, et c’était pas bien joli.
Au cours de cette conversation à mots couverts, soudain le téléphone se met à sonner. L’hôte lui-même, le comptable Karavaïev, s’approche de l’appareil et décroche, l’air sombre.
Et il écoute.
D’un coup, ses yeux s’écarquillent et son front perle de sueur. Et le combiné bat la chamade contre son oreille.
Une voix retentit au bout du fil : - Qui a demandé le camarade Rykov ? C’est à quel sujet ?
- C'est une erreur, déclare Karavaïev. Personne n'a appelé d’ici. Désolé…
- Ce n’est pas une erreur ! C'est bien de chez vous qu’on a téléphoné.
Les invités commencent à se glisser en direction du couloir. Et, essayant de ne pas croiser leur regard, l’un après l’autre, silencieusement, quittent l’appartement.
Personne ne s’imaginait que cet appel n’était en fait qu’une méchante blague. Ils ne découvriront la supercherie que le lendemain.
L'un des invités parti immédiatement après le premier appel s’était précipité à la pharmacie du coin, et c’est de là qu’il avait appelé pour mystifier toute la compagnie.
Il l’avouera lui-même dès le lendemain. En s’esclaffant d’un énorme rire.
Mais l’hôte, le comptable Karavaïev, prit la chose sans rire et se brouilla avec lui. Et il eut même envie d’arranger le portrait de ce type qui tels ces voyous voulant se divertir, usent d’arnaques mesquines et jouent de vilains tours à autrui. Et surtout, ce qu’il ne pouvait lui pardonner c’était d’avoir proféré jurons et gros mots au téléphone, juste pour rire, ce que le comptable, naïf, avait pris pour argent comptant. Pour cela, jamais à l'avenir il ne lui pardonna et ne l’invita plus à ses soirées, soirées, d’ailleurs, auxquelles bientôt il mit un terme.
D’ailleurs, l'histoire suivante sera plus amusante pour la ruse de tous les jours qu’elle raconte.
-
M. Zochtchenko – Une histoire d’invités (2)
Une histoire d’invités
Интере́сный слу́чай в гостя́хEpisode deux - Второй эпизод
А в те го́ды на посту́ председа́теля был, ка́жется что, това́рищ Ры́ков¹.
Вот А́нна Си́доровна побледне́ла ещё бо́льше и говори́т:
Вы́зовем к аппара́ту това́рища председа́теля Ры́кова и спро́сим. То́лько и дело́в.
Подняли́сь кри́ки, гул. Мно́гим э́то показа́лось интере́сным.
Не́которые сказа́ли:
В э́том нет ничего́ осо́бенного.
А други́е сказа́ли:
Нет, не на́до.
Но хозя́ин отве́тил:
Коне́чно, э́тим звонко́м мы мо́жем ему́ помеша́ть, но всё-таки поговори́ть интере́сно. Я люблю́ молодёжь и согла́сен предоста́вить ей телефо́н для э́той це́ли.
Тут оди́н энерги́чный това́рищ Митро́хин подхо́дит к аппара́ту твёрдой похо́дкой и говори́т:
Я сейча́с вы́зову.
Он снима́ет тру́бку и говори́т:
Бу́дьте любе́́зны… Кремль…
Го́сти, затаи́в дыха́ние, вста́ли полукру́гом у аппара́та. Това́рищ А́нна Си́доровна сде́лалась совсе́м бе́лая, как бума́га, и пошла́ на ку́хню освежа́ться.
Жильцы́, коне́чно, со всей кварти́ры собра́лись в ко́мнату. Яви́лась и кварти́рная хозя́йка, на и́мя кото́рой запи́сана была́ кварти́ра, Да́рья Васи́льевна Пила́това.
Она́ отве́тственная съёмщица. И она́ пришла́ погляде́ть, всё ли идёт пра́вильно во вве́ренной ей кварти́ре.
Она́ останови́лась у две́ри, и в глаза́х у неё мно́гие заме́тили тоску́ и непонима́ние совреме́нности.
Энерги́чный това́рищ Митро́хин говори́т:
Бу́дьте любе́зны, попроси́те к аппара́ту това́рища председа́теля Рыко́ва. Что?
И вдруг го́сти ви́дят, что това́рищ Митро́хин перемени́лся в лице́, обвёл блужда́ющим взо́ром всех собра́вшихся, зажа́л телефо́нную тру́бку ме́жду коле́н, чтоб не слыха́ть бы́ло, и говори́т шёпотом:
Чего́ сказа́ть?.. Спра́шивают по како́му де́лу? Отку́да говоря́т?.. Секрета́рь, должно́ быть… Да говори́те же, чёрт возьми́.
Тут о́бщество не́сколько шара́хнулось от телефо́на. Кто-то сказа́л:
Говори́: из реда́кции… Из Пра́вды… Да говори́ же, подле́ц э́такий…
Из Пра́вды… глу́хо сказа́л Митро́хин. Что-с? Вообще́ насчёт статьи́.
Кто-то сказа́л:
Завели́ волы́нку. Тепе́рь расхлёбывайте. Во́все не на́до бы́ло врать, что из Пра́вды. Так бы́ло бы вполне́ хорошо́, а тепе́рь навра́ли, и неизве́стно ещё, как обернётся.
Кварти́рная хозя́йка Да́рья Васи́льевна Пила́това, на чьё благоро́дное и́мя запи́сана была́ кварти́ра, покачну́лась на своём ме́сте и сказа́ла:
Ой, тошнёхонько! Заре́зали меня́, подлецы́. Ве́шайте тру́бку. Ве́шайте в мое́й кварти́ре тру́бку. Я не позво́лю в мое́й кварти́ре с вождя́ми разгова́ривать…
Това́рищ Митро́хин обвёл свои́м блужда́ющим взгля́дом о́бщество и пове́сил тру́бку.
В комна́те наступи́ла тишина́...
1- Этот абзац отсутствует в предлагаемой аудиоверсии. Имя «товарища Рыкова» не упоминается.
Dans ces années-là, le président des commissaires du peuple était, semble-t-il, le camarade Rykov¹.
Voici qu’Anna Sidorovna, devenant plus pâle encore, propose : - Appelons donc le camarade Rykov à son bureau et interrogeons-le. Voilà l’affaire.
Des exclamations s’élèvent, du brouhaha. Beaucoup trouvent l’idée intéressante.
Certains disent : - Y-a rien de mal à ça.
Et d'autres : - Non, non, surtout pas.
Mais l’hôte, Grigori Karavaïev, s’interpose : - Bien sûr, notre appel pourrait le déranger, mais ce serait quand même une discussion sacrément intéressante. J'aime votre jeunesse et je suis d’accord que vous lui téléphoniez d’ici.
Sur ce, Mitrokhine, un énergique camarade, s'approche du combiné d’un pas décidé et déclare : - Je l’appelle illico.
Il décroche le combiné : - S'il vous plaît... Passez-moi le Kremlin...
Les invités, retenant leur souffle, se rassemblent, en demi-cercle, debout autour de l'appareil. La camarade Anna Sidorovna, devient blanche comme un linge et se réfugie à la cuisine se rafraîchir.
Les autres colocataires de l’appartement² ont rejoint la pièce. La responsable, au nom de laquelle l'appartement est enregistré, Daria Vassilievna Pilatova, montre également le bout de son nez. En tant que responsable, elle est venue voir si tout allait comme il faut. Elle s’arrête sur le seuil de la porte et beaucoup remarquent la mélancolie de son regard et son incompréhension du monde moderne.
Mitrokhine, en camarade énergique, poursuit : - Ayez l’amabilité de demander au camarade Rykov de prendre l’appel. ... Comment ?...
Et soudain, les invités remarquent que le camarade Mitrokhine change de figure. Il dévisage d’un regard perdu tous ceux rassemblés autour de lui.
Il serre le combiné entre ses genoux pour en étouffer le son et murmure : - Que dois-je répondre ?... On me demande au sujet de quoi ? D'où est-ce que j’appelle ?... Une secrétaire sans doute... Dites-moi ce qu’il faut dire, que diable !
Ici, s’écartant du téléphone, l’attroupement fait un pas en arrière.
Quelqu'un lui suggère : - Dis que c’est la rédaction... de La Pravda... Parle-lui donc, mon salaud…
- De la part de La Pravda³... reprend Mitrokhine d'une voix sourde. ... Comment ?... Eh bien, à propos de l'article.
Quelqu'un s’exclame : - Bonjour les tracas ! Maintenant, démerdez-vous avec. Fallait pas leur raconter des bobards, dire que c’était La Pravda. Tout était bien, mais maintenant qu’on a raconté n’importe quoi, va savoir comment tout ça va tourner.
Daria Vasilievna Pilatova, la locataire au nom de laquelle l'appartement est enregistré, chancelle et déclare : - Oh, que me voilà patraque ! Ils m'ont poignardée, les canailles. Raccrochez. Raccrochez ce téléphone. Je n’autorise personne à parler à nos dirigeants depuis cet appartement...
Le camarade Mitrokhine jette un regard fuyant sur l’assemblée et raccroche.
Un grand silence envahit la pièce.
1- La nouvelle date de 1934/35. Ici,« huit ans plus tôt » renvoie au milieu des années 20. À l’époque, Alexeï Rykov (Алексей Иванович Рыков) (1881-1938) était alors le président du Conseil des commissaires des peuples de l’URSS (Совет Народных Комиссаров СССР). Il sera évincé ensuite, et finira exécuté quelques années après la parution de ce texte, victime des Procès de Moscou engagés par Staline. (nb. Ce paragraphe est absent de la version audio qui ne cite jamais Rykov et parle seulement du ‘président’ (предцедатель) sans préciser son nom.)
2- Il s’agit là d’un appartement communautaire – pour en savoir plus lire : Les appartements communautaires.
3- La Pravda (Правда) — ‘La Vérité’, journal fondé en 1912, il deviendra de 1918 à 1991 l’organe officiel du Parti communiste de l’Union soviétique. Dissous sous Boris Eltsine, il renaît de ses cendres en 1997. -
M. Zochtchenko – Une histoire d’invités (1)
Discussion entre amis Mikhaïl Zochtchenko - Михаил Зощенко
Une histoire d’invités
Интере́сный слу́чай в гостя́х
Extrait du Livre bleu ciel (Голуба́я кни́га)
(1935)Premier épisode - Первый эпизод
Э́то бы́ло поря́дочно давно́. Ка́жется, лет во́семь наза́д. И́ли что-то о́коло э́того. И прожива́л тогда́ в Москве́ не́кто Григо́рий Анто́нович Карава́ев.
Он слу́жащий. Бухга́лтер. Он не так молодо́й, но он люби́тель молодёжи. И у него́ под выходны́е дни всегда́ собира́лась пу́блика. Всё бо́льше, так сказа́ть, молоды́е начина́ющие умы́.
Вели́сь ра́зные спо́ры. Ра́зные диску́ссии. И так да́лее.
Говори́лось, мо́жет быть, про филосо́фию, про поэ́зию. И про́чее. Про иску́сство, наве́рно. И так дале́е. О теа́тре, наве́рное, то́же спо́рили. О драматурги́и.
А одна́жды у них разго́вор переки́нулся на междунаро́дную поли́тику.
Ну, наве́рное, оди́н из госте́й, попи́вши чай, что-нибу́дь сказа́л о́стро междунаро́дное. Друго́й, наве́рное, с ним не согласи́лся. Тре́тий сказа́л: А́нглия. Хозя́ин то́же, наве́рное, что-нибу́дь дура́цкое доба́вил. В о́бщем, у них начался́ а́дский спор, кри́ки, волне́ния и так да́лее. В о́бщем диску́ссия.
Что-то у них пото́м переки́нулось на А́фрику, пото́м на Австра́лию и так да́лее. В о́бщем, в вы́сшей сте́пени дура́цкий, беспринци́пный спор.
И в разга́р спо́ра вдруг оди́н из госте́й, же́нщина, това́рищ А́нна Си́доровна, слу́жащая с два́дцать тре́тьего го́да, говори́т:
Това́рищи, чем нам сами́м об э́тих отдалённых мате́риях рассужда́ть дава́йте позвони́м, наприме́р, како́му-нибу́дь авторите́тному това́рищу и спро́сим, как он про э́тот междунаро́дный вопро́с ду́мает. То́лько и всего́.
Оди́н из госте́й говори́т, вро́де как шу́ткой:
Мо́жет, ещё прика́жете запроси́ть об э́том председа́теля наро́дных комисса́ров?
Же́нщина А́нна Си́доровна немно́го побледне́ла и говори́т:
Отчего́ же? Вы́зовем, наприме́р, Кремль. Попро́сим како́го-нибу́дь авторите́тного това́рища. И поговори́м.
Тут сре́ди госте́й наступи́ла не́которая тишина́. Все в одно́ мгнове́нье посмотре́ли на телефо́н.
C'était il y a pas mal de temps. Il y a huit ans, il me semble. Ou quelque chose comme ça. A cette époque, habitait à Moscou un certain Grigori Antonovitch Karavaïev.
Un employé. Un comptable. Pas si jeune mais aimant la jeunesse. Et dans ses jours de repos, il recevait toujours du monde. Surtout, pour le dire ainsi, de jeunes esprits en herbe.
On causait, on discutait, sur ceci, sur cela. Et ainsi de suite.
On parlait peut-être philosophie, poésie. De ce genre de choses. D’art, probablement. Etc. Probablement aussi on discutait théâtre. Dramaturgie.
Mais un jour, la conversation porta sur la politique internationale.
Donc, probablement l'un des invités, après avoir bu son thé, asséna quelque assertion sur la situation internationale. Un autre ne fut probablement pas de son avis. Un troisième déclara : - Tout ça, c’est l’Angleterre ! L’hôte de la maison sûrement ajouta quelque stupide remarque aussi. En définitive, une dispute infernale éclata : des cris, de l'excitation, etc. En somme : une sacrée discussion.
Le propos se porta ensuite sur l' Afrique, puis déborda en Australie, et ainsi de suite. Bref, une controverse tout ce qu’il y a de plus bête et sans queue ni tête.
Dans le feu de la dispute, soudain l'une des invités, une femme, la camarade Anna Sidorovna, une employée en poste depuis 1923, déclare : - Camarades, plutôt que de débattre nous-mêmes de ces sujets qui nous sont étrangers, appelons, par exemple, un camarade faisant autorité et demandons-lui son avis sur ces questions de politique internationale. Voilà tout.
L’un des invités lui répond comme pour blaguer : - Et pourquoi pas aussi interroger le président des commissaires du peuple ?
La femme, Anna Sidorovna, pâlit un peu et rétorque : - Et comment donc ! Appelons, disons, le Kremlin. Interrogeons quelque camarade compétent. Et discutons-en avec lui.
Là, il y eut comme un certain silence parmi les invités. Tout le monde, en un instant, se tourna vers le téléphone…
-
M. Zochtchenko – Un vol à la coopérative (02)
"Tu veux connaître les voleurs, pilleurs de biens publics, les voici", Photographie des années 1930 en Union soviétique Un curieux vol à la coopérative
Интере́сная кра́жа в кооперати́веEpisode deux - Второй эпизод
Тут они́ на́чали составля́ть акт в прису́тствии мили́ции. На́чали говори́ть ци́фры. Подсчи́тывать. Прики́дывать. И всё тако́е.
Бедня́га-дво́рник то́лько рука́ми всплёскивает и чуть не пла́чет до того́, вида́ть, гражда́нски страда́ет челове́к, сочу́вствует госуда́рству и унижа́ет себя́ за со́нное состоя́ние.
Заве́дующий говори́т:
Пиши́те: Де́вять пудо́в рафина́ду. Папиро́с сто шестьдеся́т па́чек. Да́мские чулки́ две дю́жины. Во́семь круго́в колбасы́…
Он дикту́ет, а дво́рник пря́мо подпры́гивает при ка́ждой ци́фре.
Вдруг касси́рша говори́т:
Из ка́ссы, запиши́те, спёрли бо́ны на сто три́дцать два рубля́. Три черни́льных карандаша́ и но́жницы.
При э́тих слова́х дво́рник на́чал да́же хрю́кать и приседа́ть до того́, вида́ть, огорчи́лся челове́к от грома́дных убы́тков.
Заве́дующий говори́т мили́ции:
Убери́те э́того дво́рника! Он то́лько меша́ет свои́м хрю́каньем.
Милиционе́р говори́т:
Слу́шай, дя́дя, уходи́ домо́й! Тебя́ попро́сят, когда́ на́до бу́дет.
В э́то вре́мя счетово́д кричи́т из за́дней ко́мнаты:
У меня́ висе́ло шёлковое кашне́ на стене́ тепе́рь его́ не́ту. Прошу́ записа́ть, я потре́бую возмести́ть понесённые мне убы́тки.
Дво́рник вдруг говори́т:
Ах он подле́ц! Я не брал у него́ кашне́. И во́семь круго́в колбасы́ э́то пря́мо издева́тельство! Взя́то два кру́га колбасы́.
Тут наступи́ла в магази́не отча́янная тишина́.
Дво́рник говори́т:
Пёс с ва́ми! Сознаю́сь. Я сворова́л. Но я сравни́тельно че́стный челове́к. И меня́, мо́жет быть, возмуща́ет тако́е составле́ние а́кта. Я не дозво́лю ли́шнее припи́сывать.
Милиционе́р говори́т:
Как же э́то так? Зна́чит, дя́дя, выхо́дит, что э́то ты прони́к в магази́н?
Дво́рник говори́т:
Я прони́к. Но я не тро́гал э́ти бо́ны, и но́жницы, и э́то сволочно́е кашне́. Я, говори́т, взял, е́сли хоти́те знать, полмешка́ са́хару, да́мские чулки́ одну́ дю́жину и два кру́га колбасы́. И я, говори́т, не дозво́лю име́ть тако́е жу́льничество под мои́м фла́гом. Я стою́ на стра́же госуда́рственных интере́сов. И меня́ как сове́тского челове́ка возмуща́ет, что тут де́лается, кака́я идёт наха́льная припи́ска под мою́ ру́ку.
Заве́дующий говори́т:
Коне́чно, мы мо́жем ошиби́ться. Но мы прове́рим. Я о́чень рад, е́сли ме́ньше укра́ли. Сейча́с мы всё э́то прики́нем на весы́.
Касси́рша говори́т:
Пардо́н, бо́ны завали́лись в у́гол. Бо́ны не взя́ты. Но но́жниц не́ту.
Дво́рник говори́т:
Ах, я ей плю́ну сейча́с в её бессты́жие глаза́! Я не брал у неё ножне́й. А ну, ищи́ лу́чше, кури́ная нога́! И́ли я тебя́ сейча́с из ка́ссы вы́ну.
Касси́рша говори́т:
Ах, ве́рно, но́жницы нашли́сь. Они́ у меня́ за ка́ссу завали́лись. И там лежа́т.
Счетово́д говори́т:
Кашне́ то́же на́йдено. Оно́ у меня́ в боково́м карма́не заболта́лось.
Заве́дующий говори́т:
Вот что, перепиши́те акт. Са́хару действи́тельно не хвата́ет полмешка́.
Дво́рник говори́т:
Счита́й, холе́ра, колбасу́. И́ли я за себя́ не отвеча́ю. У меня́, е́сли на то пошло́, есть свиде́тельница тётя Ню́ша.
Вско́ре подсчита́ли това́р. Оказа́лось, укра́ли всё, как сказа́л дво́рник.
Его́ взя́ли под мики́тки и увели́ в отделе́ние.
И его́ тётю Ню́шу то́же задержа́ли. У ней э́ти проду́кты бы́ли спря́таны.
Так что, как ви́дите, тут спёрли на копе́йку, а наверну́ли на ты́сячу. И в э́том видна́, так сказа́ть, игра́ кова́рной фанта́зии и ко́е-кака́я филосо́фская мысль.
А без э́того, говоря́т, сейча́с ника́к нельзя́. Без э́того то́лько дура́к вору́ет. И вско́ре попада́ется.
Так что в э́том де́ле хи́трость и кова́рство вступи́ли в свои́ пра́ва. И да́же в друго́й раз бра́тья Кант и Ни́цше ка́жутся пря́мо щенка́ми про́тив совреме́нной мы́сли.
И в нижесле́дующем расска́зе э́то мо́жно вполне́ ви́деть.
Là, en présence de la milice, l’inventaire commence. On fait parler les chiffres. On compte. On pèse. Et tutti quanti.
Le pauvre gardien lève les bras au ciel, pleure presque. Apparemment l’homme souffre et, en bon citoyen, exprime sa compassion envers l'État se reprochant son sommeil coupable.
Le gérant : - Écrivez : cent cinquante kilos¹ de sucre raffiné. Cent soixante paquets de cigarettes. Deux douzaines de bas pour dames. Huit saucissons...
Il dicte, et le gardien sursaute à chaque chiffre.
Soudain, la caissière intervient : - Dans la caisse, notez bien qu’on a chouravé des bons d'une valeur de cent trente-deux roubles. Trois stylos-encre et une paire de ciseaux.
A ces mots, le gardien se met à grommeler. Il en a les jambes coupées. Visiblement, le bonhomme est bouleversé par l’énormité des pertes.
Le gérant ordonne à la milice : - Ecartez donc ce bonhomme ! Il ne fait que nous gêner avec ses grognements.
Le milicien : - Écoute, tonton², rentre chez toi ! On te convoquera si nécessaire.
A ce moment, le comptable s’écrie depuis l'arrière-boutique : - J’avais une écharpe en soie suspendue au mur et maintenant elle n’y est plus. S'il vous plaît, écrivez cela ! j'exigerai qu’on m’indemnise !
Le gardien rétorque soudain : - Oh, le scélérat ! Son écharpe, je l’ai pas prise. Quant aux huit saucissons, c’est à se moquer du monde ! Juste deux que j’ai fauchés !
Un accablant silence envahit alors le magasin.
Le gardien : - Allez tous vous faire pendre ! J'avoue. J’ai volé. Mais moi je suis un citoyen relativement honnête. Et il se pourrait bien que vos déclarations me révoltent. Je ne vous autoriserai pas à en ajouter tant et plus.
Le milicien : - Comment, comment ? Alors, tonton, c'est donc toi qui t’es introduit par effraction dans le magasin ?
Le gardien admet : - C’est moi l’infracteur, en effet. Mais j’ai pas touché ni aux bons ni aux ciseaux ni à cette putain d’écharpe. Si vous voulez savoir, j'ai chouravé, avoue-t-il, un demi-sac de sucre, une douzaine de bas et deux saucissons. Mais, poursuit-il, je ne saurais couvrir une telle filouterie de leur part. Moi, j’ai le souci des intérêts de l'État. Et, en tant que citoyen soviétique, je suis indigné de ce qui se passe ici et de l’effronterie de certains à vouloir mettre tout ça en sus sur mon compte.
Le gérant intervient : - Bien sûr, nous pouvons avoir fait une erreur. Mais nous allons vérifier. Je me réjouis si moins de choses ont disparu. Nous allons tout de suite réévaluer tout cela.
La caissière ajoute : - Toutes mes excuses, les bons étaient tombés dans un recoin. Aucun ne manque. Mais les ciseaux, si.
Le gardien : - Oh, je vais lui cracher dans les yeux à cette dévergondée ! Ses ciseaux, c’est pas moi qui lui ai fauchés. Eh bien, cherche mieux, cuisse de dinde ! Ou je vais te sortir de derrière ta caisse !
La caissière : - Ah, c'est exact, j'ai remis la main dessus. Là, derrière ma caisse. Les voilà !
Le comptable ajoute : - Mon écharpe aussi, je l’ai retrouvée. Dans la poche intérieure de mon manteau.
Le gérant intervient : - Vous savez quoi : en va réécrire le constat. Il n’y a effectivement qu’un demi-sac de sucre qui manque.
Le gardien proteste : - Recompte aussi tes saucissons, peste que tu es, ou je ne réponds plus de moi ! D'ailleurs, s’il le faut, j'ai un témoin : tata Nioucha.
Bientôt, les marchandises sont recomptées. Il s'avérera que ce qui avait été volé correspondait à ce qu’avait dit le gardien.
On le saisit et on l’emmène au poste.
Et la tata Nioucha sera également appréhendée. C’est chez elle qu’était cachée la marchandise.
Donc, comme vous pouvez le voir, à partir d’un vol à deux sous, certains voulaient en récupérer mille fois plus. On peut là y déceler, pour ainsi dire, le jeu de l’insidieuse fantaisie, et, en quelque sorte, un sens philosophique.
Et sans cela, comme on dit, de nos jours rien n’est possible. Sans ce talent, seul l’imbécile vole et se fait bien vite pincer.
1- Il s’agit ici de 9 pouds : le poud (пуд), ancienne unité de mesure, équivalant à 16,38 kg, soit exactement ici 147,42 kg.
2- Oncle (дядя) est un terme largement employé en Russie, avec ou sans connotation familiale, par les enfants et les adultes envers un homme plus âgé.
