-
M. Zochtchenko – Une vie de riche (01)
Mikhaïl Zochtchenko, Une vie de riche, illustration : Sergueï Lemekhov (Сергей Лемехов) Mikhaïl Zochtchenko - Михаил Зощенко
Une vie de riche - Бога́тая жизнь
(1923)(nb : cette nouvelle ne fait pas partie du ‘Livre bleu ciel’)
Premier épisode - Первый эпизод
Куста́рь-переплётчик Илья́́ Ива́нович Спиридо́нов вы́играл по золото́му за́йму¹ пять ты́сяч рубле́й зо́лотом.
Пе́рвое вре́мя Илья́ Ива́ныч ходи́л совсе́м ошале́вший, разводи́л рука́ми, тряс голово́й и пригова́ривал: — Ну и ну... Ну и шту́ка... Да что же э́то, бра́тцы?..
Пото́м, осво́ившись со свои́м бога́тством, Илья́ Ива́ныч принима́лся высчи́тывать, ско́лько и чего́ он мо́жет купи́ть на э́ту су́мму. Но выходи́ло так мно́го и так здо́рово, что Спиридо́нов маха́л руко́й и броса́л свои́ подсчёты.
Ко мне, по ста́рой дру́жбишке, Илья́ Ива́ныч заходи́л ра́за два в день и вся́кий раз со все́ми мелоча́ми и но́выми подро́бностями расска́зывал, как он узна́л о своём вы́игрыше и каки́е удиви́тельные пережива́ния бы́ли у него́ в тот счастли́вый день.
— Ну что ж тепе́рь де́лать-то бу́дешь?—спра́шивал я.— Чего́ покупа́ть наме́рен?
— Да чего́-нибу́дь куплю́,— говори́л Спиридо́нов.— Вот дров, коне́чно, куплю́. Кастрю́ли, коне́чно, нужны́ но́вые для хозя́йства... Штаны́, коне́чно...
Илья́ Ива́ныч получи́л наконе́ц из ба́нка це́лую гру́ду но́веньких черво́нцев и исче́з без следа́. По кра́йней ме́ре, он не заходи́л ко мне бо́лее двух ме́сяцев.
Но одна́жды я встре́тил Илью́ Ива́ныча на у́лице.
Но́вый све́тло-кори́чневый костю́м висе́л на нём мешко́м. Ро́зовый га́лстук лез в лицо́ и щекота́л подборо́док. Илья́ Ива́ныч ежесеку́ндно одёргивал его́, сплёвывая от зло́сти. Бы́ло заме́тно, что и костю́м, и у́зкий жиле́т, и пы́шный га́лстук меша́ли челове́ку и не дава́ли ему́ споко́йно жить.
Сам Илья́ Ива́ныч о́чень похуде́л и осу́нулся. И лицо́ бы́ло жёлтое и нездоро́вое, со мно́гими ме́лкими морщи́нками под глаза́ми.
— Ну, как?— спроси́л я.
— Да что ж,— уны́ло сказа́л Спиридо́нов.— Живём. Дрове́ц, коне́чно, купи́л... А так-то, коне́чно, скучнова́то.
— С чего́ бы?
Илья́ Ива́ныч махну́л руко́й и пригласи́л меня́ в пивну́ю. Там, одёргивая ро́зовый га́лстук, Илья́ Ива́ныч сказа́л: — Вот все говоря́т: буржу́и, буржу́и... Буржу́ям, де́скать, не житьё, а мали́на. А вот я сам, ска́жем, буржу́ем побыва́л, капитали́стом... А чего́ в э́том хоро́шего?
— А что?
— Да как же,— сказа́л Спиридо́нов.— Ну́те-ка, са́ми счита́йте. Ро́дственники и свойстве́нники, кото́рые бы́ли мои́ и же́нины,— со все́ми расплева́лся. Поссо́рился. Э́то, ска́жем, раз. В наро́дный суд попа́л я и́ли нет? Попа́л. По де́лу гражда́нки Бы́ковой. Разбо́р бу́дет. Э́то, ска́жем, два...Жена́, супру́га то есть, Ма́рья Игна́тьевна, наскво́зь все дни сиди́т на сунду́чке и пла́чет... Э́то, ска́жем, три... Налётчики дверь мне в кварти́ре лома́ли и́ли нет? Лома́ли. Хотя́ и не слома́ли, но есть мне от э́того беспоко́йство? Есть. Я, мо́жет, тепе́рь из кварти́ры не могу́ уйти́. А е́сли в кварти́ре сиди́шь, опя́ть пло́хо — дрова́ во дворе́ краду́т. Куб у меня́ дров ку́плен. Следи́ть на́до.
Илья́ Ива́ныч с отчая́нием махну́л руко́й.
— Чего́ же ты тепе́рь де́лать-то бу́дешь?— спроси́л я.
— А я не зна́ю,— сказа́л Илья́ Ива́ныч.— Пря́мо хоть в пе́тлю...
L'artisan relieur Ilya Ivanovitch Spiridonov a encaissé cinq mille roubles-or grâce à ses bons d’Etat¹.
Au début, Ilya Ivanovitch allait et venait complètement abasourdi, écartant les bras, secouant la tête et disant : - Eh bien, eh bien… Holà, qu'est-ce qui m’arrive... Mais qu'est-ce que c'est qu’tout ça, camarades ?
Puis, habitué à sa nouvelle richesse, Ilya Ivanovitch a commencé à calculer tout ce qu'il pourrait s’acheter avec. Mais cette fortune s'avérant si énorme et si inespérée, soupirant, il a fini par abandonner tout calcul.
Ilya Ivanovitch, en vieux pote, venait me rendre visite une ou deux fois par jour et à chaque fois me racontait par le menu, et à chaque coup avec de nouveaux détails, comment il avait appris sa nouvelle bonne fortune et quelles incroyables sensations il avait ressenties en cet heureux jour.
- Eh bien, que vas-tu faire maintenant ? lui ai-je demandé. Qu'as-tu décidé de t'acheter ?
- Oui, c’est sûr, je vais acheter du bois de chauffage. De nouvelles casseroles, c’est sûr aussi, la cuisine en a besoin... Et une nouvelle paire de pantalons, c’est sûr...
Finalement, Ilya Ivanovitch ayant reçu de la banque toute une pile de bons du Trésor flambant neufs a disparu sans laisser de trace. Au moins pendant plus de deux mois il n'est pas réapparu.
Mais voilà qu’un jour je le croise dans la rue.
Mal fagoté dans son nouveau costume beige, une cravate rose lui remontait au visage et venait lui chatouiller le menton. Constamment il tentait de la remettre en place en crachant de colère. Il était évident que son nouveau costume, le gilet étroit qu’il portait et sa cravate exubérante l’empêtraient sans le laisser respirer.
Il avait perdu beaucoup de poids et avait une mine défaite. Son teint était jaune et maladif. Et sous ses yeux se dessinaient de nombreuses petites rides.
- Et alors, comment te portes-tu ? lui demandé-je.
- Eh bien, me répond-il tristement, on se porte... Bien sûr, j’ai acheté du bois de chauffage… Mais tout ça n’a rien de folichon.
- Pourquoi donc ?
Ilya Ivanovitch fait un geste de la main et m'invite au bistro. Là, réajustant sa cravate rose, il me dit tout de go : - Tout le monde répète : Ah ! les bourgeois, les bourgeois... Pour les bourgeois, qu’ils disent, la vie c’est du gâteau. Et voilà que moi-même, disons, je suis devenu un de ces bourgeois, un capitaliste... Et qu'est-ce que j’y ai gagné, je vous demande ?
- Dis-moi quoi ?
- Quoi donc ? me répond Spiridonov : des nèfles ! Faites le compte par vous-même. Primo, je me suis fâché avec ma famille et tous ceux de ma belle-famille - à savoir les parents de ma femme. Je me suis emporté. Ça fait, disons, un. Deuzio : est-ce qu’on m’a traîné devant le tribunal populaire ou pas ? Oui, on m’y a traîné. A cause de la citoyenne Bykova. L’examen de l’affaire est en cours. Cela fait deux... Et troizio mon épouse, ma propre femme, Maria Ignatievna, reste toute la sainte journée assise les fesses sur une malle et n’arrête pas de pleurer, et en voilà de trois !…
Il poursuit : - Une bande de pillards a-t-elle ou non défoncé la porte de notre appartement ? Oui, ils l’ont défoncée. Et même s’ils ne l’avaient pas fait, en serais-je plus tranquille ? Non. A présent, je vais peut-être ne plus pouvoir quitter l’appartement. Et si je reste dedans, c'est pire encore. Dans la cour on vole mon bois de chauffage. J'en ai acheté une stère et il me faut bien garder un œil dessus.
Ilya Ivanovitch me fait un geste de désespoir.
- Et que vas-tu faire maintenant ? lui demandé-je.
- Je ne sais pas, soupire-t-il. C’est à se pendre...
1- Depuis 1922, l’Union soviétique a émis régulièrement des obligations d’État (Выигрышные займы), dite ‘gagnantes’ (!), pour certaines indexées sur le cours de l’or. Lire (en russe) : 'Добровольные займы в Советском Союзе'. -
M. Zochtchenko – La femme qui… (04)
Une mégère cupide, dessin de Deligne La femme qui n’autorisa pas son mari à mourir
Рассказ́ о том, как жена́ не разреши́ла му́жу умере́ть
Episode quatre - Четвёртый эпизод
К но́чи Ива́н Са́ввич верну́лся домо́й. Пришёл он распа́ренный и в снегу́. Пришёл и лёг на ко́йку.А в рука́х у него́ бы́ли де́ньги.
Хоте́ла Мо́тя подсчита́ть – не дал.
– Не тронь, – говори́т, – пога́ными рука́ми. Ма́ло ещё.
На друго́й день Ива́н Са́ввич опя́ть встал. Опя́ть кряхте́л, оде́лся и, распя́лив ру́ки, вы́шел на у́лицу.
К но́чи верну́лся, и опя́ть с деньга́ми. Подсчита́л вы́ручку и лёг.
На тре́тий день то́же. А там и пошло́, и пошло́ – встал челове́к на́ ноги. И по́сле, коне́чно, бро́сил собира́ть на у́лице. Тем бо́лее что, попра́вившись, он уже́ не и́мел тако́го печа́льного ви́да и прохо́жие са́ми переста́ли ему́ дава́ть.
А когда́ переста́ли дава́ть, он сно́ва присту́пил к свое́й профе́ссии.
Так он и не по́мер. Так Матрёна и не дала́ ему́ помере́ть.
Вот что сде́лала Матрёна с Ива́н Са́ввичем.
Коне́чно, како́й-нибу́дь райо́нный лейб-ме́дик, прочита́в э́тот расска́з, усмехнётся. Ска́жет, что нау́ке неизве́стны таки́е фа́кты и что Матрёна ни при чём тут. Но, мо́жет, нау́ке и то́чно неизве́стны таки́е фа́кты, одна́ко Ива́н Са́ввич и посейча́с жив. И да́же на днях он зако́нчил каку́ю-то художе́ственную вы́веску для мясно́й торго́вли.
А впро́чем, слу́чай э́тот мо́жно объясни́ть и медици́нски, нау́чно. Мо́жет, Ива́н Са́ввич, вы́йдя на у́лицу, сли́шком распа́рился от волне́ния, перепре́л, и с по́том вы́шла у него́ боле́знь нару́жу.
Впро́чем, неизве́стно.
В о́бщем, жа́дная бабёнка, люби́тельница де́нег, сохрани́ла благодаря́ свое́й жа́дности драгоце́нную жизнь своему́ супру́гу. Что явля́ется, коне́чно, весьма́ ре́дким слу́чаем. А ча́ще всего́ быва́ет наоборо́т.
Quand vient la nuit, Ivan Savvitch rentre chez lui, couvert de neige et cuit à l’étuvée. Et à peine rentré, il se couche.
Mais dans les mains, il tient son pognon. Sa moitié Motia voudrait compter combien, mais c’est hors de question : - N’y touche pas, et ôte tes sales pattes. Le compte n’y est pas encore, lui dit-il.
Le matin suivant, Ivan Savvitch de nouveau se lève. Encore une fois, gémissant et tremblant, il s’habille et, les mains déjà prêtes à mendier, quitte la maison.
A la nuit tombée il revient, et avec encore plus de pièces. Il compte combien et se couche.
Et le troisième jour pareil, et ainsi de suite. Et jour après jour, le bonhomme sent qu’il se rétablit.
Et puis, bien sûr, enfin, il cessa de mendier. D’autant plus que s’étant refait une santé il n'avait plus la mine assez défaite, et les passants eux-mêmes cessèrent de lui faire l’aumône.
Et quand les aumônes cessèrent, Ivan Savvitch reprit son ancien métier.
Ainsi ne mourut-il pas. Ainsi Matriona, son épouse, ne lui avait pas permis de mourir. Voici ce que fit cette femme pour son cher Ivan.
Bien sûr, n’importe quel obscur médecin de quartier ayant exercé à la capitale¹, lisant cette histoire, en sourirait. Il dirait que de tels cas sont inconnus de la science et que Matriona n'avait rien à voir à tout ça. Peut-être, mais même si de tels cas sont effectivement ignorés de la science, le fait est qu’Ivan Savvitch est toujours bien en vie aujourd’hui. Et même, il y a peu, a-t-il terminé de peindre l’enseigne d’une devanture de boucherie.
Mais, soit dit en passant, cette affaire peut tout aussi bien s'expliquer par la médecine, scientifiquement. Peut-être, Ivan Savvitch, en dehors, avait-il sué sang et eau et ainsi évacué sa crève par tous les pores de sa peau ?
Cependant, cela personne ne le sait.
En définitive, une mégère cupide, amoureuse de l'argent, par le fait même de sa cupidité a préservé la précieuse vie de son époux. Ce qui, bien sûr, est un cas très rare. Car le plus souvent, c’est le contraire qui se passe.
1- Ici l’auteur emploie avec ironie le terme Leïb-médik (лейб-медик), un titre honorifique décerné à l’époque impériale à un médecin attaché aux personnes de la cour. Pour en savoir plus (en russe) : La médecine à la cour impériale. -
M. Zochtchenko – La femme qui… (03)
'Juste ôter mon chapeau et attendre...' Illustration Nicolas Radlov (Николай Радлов) La femme qui n’autorisa pas son mari à mourir
Рассказ́ о том, как жена́ не разреши́ла му́жу умере́ть
Episode trois - Третий эпизод
Тут доброду́шная сосе́дка, ба́бка Ани́сья, вперёд выступа́ет.– Я, – говори́т, – его́ обмо́ю. Я, – говори́т, – Ива́н Са́ввич, тебя́ обмо́ю. Ты не сомнева́йся. И де́нег я с тебя́ за э́то не возьму́. Э́то, – говори́т, – вполне́ бо́жеское де́ло – обмы́ть поко́йника.
Матрёна говори́т:
– Ах, она́ обмо́ет! Скажи́те, пожа́луйста. А гроб! А, наприме́р, теле́жка! А попу́! Что я для э́той це́ли свой гардеро́б бу́ду продава́ть? Тьфу на всех! Не дам ему́ помере́ть. Пуща́й зарабо́тает немно́го де́нег и тогда́ пуща́й хоть два ра́за помира́ет.
– Как же так, Мо́тя? – говори́т Ива́н Са́ввич. – О́чень стра́нные слова́.
– А так, – говори́т Матрёна, – не дам и не дам. Вот уви́дишь. Зарабо́тай пре́жде. Да мне вперёд на два ме́сяца оста́вь – вот тогда́ и помира́й.
– Мо́жет, попроси́ть у кого́? – говори́т Ива́н Са́ввич.
Матрёна отвеча́ет:
– Я э́того не каса́юсь. Как хо́чешь. То́лько знай – я тебе́, дураку́, помере́ть не дам.
И вот до ве́чера Ива́н Са́ввич лежа́л сло́вно поме́рший, дыха́ние у него́ да́же прерыва́лось, а ве́чером он стал одева́ться. Он подня́лся с ко́йки, покряхте́л и вы́шел на у́лицу.
Он вы́шел во двор. И там, во дворе́, встреча́ет дво́рника Игна́та.
Дво́рник говори́т:
– Ива́н Са́ввичу с поправле́нием здоро́вья.
Ива́н Са́ввич говори́т ему́:
– Вот, Игна́т, положе́ньице. Ба́ба помере́ть мне не даёт. Тре́бует, понима́ешь, чтоб я ей де́нег оста́вил на два ме́сяца. Где бы мне де́нег-то раздобы́ть?
Игна́т говори́т:
– Копе́ек два́дцать я тебе́ могу́ дать, а остальны́е, валя́й, попроси́ у кого́-нибу́дь.
Ива́н Са́ввич двугри́венного, коне́чно, не взял, а пошёл на у́лицу и от по́лного утомле́ния присе́л на ту́мбу.
Вот он присе́л на ту́мбу и вдруг ви́дит – како́й-то прохо́жий кида́ет ему́ моне́ту на коле́ни. Он как бы подаёт, уви́дев пе́ред собо́й больно́го и чересчу́р ослабе́вшего челове́ка.
Тут Ива́н Са́ввич слегка́ оживи́лся.
«Е́жели, – ду́мает, – так оберну́лось, то на́до посиде́ть. Мо́жет, наброса́ют. Дай, – ду́мает, – сни́му ша́пку».
И вот, зна́ете, в коро́ткое вре́мя действи́тельно прохо́жие накида́ли ему́ поря́дочно.
Et voilà que se présente une bonne voisine, la vieille Anissia...
- Moi, qu’elle dit, je le laverai. Moi, qu’elle répète, Ivan Savvitch, je laverai ta dépouille. N’en doute pas. Et je ne te demanderai aucun sou pour ça. Oh, qu’elle insiste, c'est chose bien sacrée que la toilette d’un défunt.
Matriona rétorque : - Ah, elle va le laver ! Et dites donc s'il vous plaît : et le cercueil ? et, par exemple, le tombereau ? et le pope ? Vais-je devoir vendre ma garde-robe pour payer tout ça ? Ouste tout le monde ! Je ne le laisserai pas mourir. Qu’il aille donc gagner un peu d'argent d’abord et ensuite il pourra mourir deux fois s’il le veut.
- Comment ça, Motia¹ ? lui répond Ivan Savvitch. Tes paroles sont bien étranges.
- C’est comme ça et pas autrement, dit Matriona, Je ne le permettrai pas, non, non, non et non. Tu vas voir ! Va travailler d’abord et ramène-moi deux mois d’avance, et après tu pourras crever si tu veux.
- Peut-être que si on demande à quelqu’un... ? murmure Ivan.
- C’est pas mon affaire ! lui rétorque Matriona. Fais comme tu le sens. Sache juste, tête d’âne, que je ne t’autorise pas à mourir.
Et voici qu’au soir, Ivan Savvitch, qui gisait pour ainsi dire tel un transi et qui avait même cessé de respirer, se leva de sa couche et commença à s'habiller.
En gémissant il quitte la maison. Et là, dans la cour, ne voilà-t-il pas qu’il croise Ignace le concierge.
Le concierge le salue : - Bon rétablissement, Ivan Savvitch !
Ivan Savvitch lui explique la situation : - Vois-tu la chose, Ignace, c’est juste que ma bonne femme ne me permet pas de mourir. Imagine, elle exige que je lui ramène de l’argent : deux mois d’avance, qu’elle exige. Où vais-je pouvoir dénicher cette oseille ?
Ignace lui dit : - Je peux bien te refiler vingt kopecks mais, pour le reste, adresse-toi à quelqu'un d’autre...
Ivan Savvitch, bien sûr, ne prit pas les vingt kopecks du concierge, et, rejoignant la rue, s’assit sur un plot, écrasé de fatigue.
Et ne voilà-t-il pas qu’à peine assis, un passant lui lance une pièce qui roule à ses pieds. Comme une aumône offerte à un infirme au corps trop affaibli.
Alors Ivan Savvitch commence à reprendre des couleurs. : « Peut-être, se dit-il, que je vais pouvoir m’en tirer comme ça : juste en restant assis. Peut-être qu'on va m’en jeter d’autres. Juste, pense-t-il, ôter mon chapeau et attendre... »
Eh bien, savez-vous, voilà qu’en peu de temps, les passants effectivement lui lancent des pièces, et par dizaines…
1- Motia – Diminutif de Matriona. -
M. Zochtchenko – La femme qui… (02)
'Voilà qu’un jour Ivan Savvitch attrapa la crève..'. La femme qui n’autorisa pas son mari à mourir
Рассказ́ о том, как жена́ не разреши́ла му́жу умере́ть
Episode deux - Второй эпизод
А пе́ред тем как ему́ захвора́ть, он осла́б вдруг до невозмо́жности. И не то чтоб он ного́й не мог дви́нуть, ного́й он мог дви́нуть, а он осла́б, как бы сказа́ть, душе́вно. Он затоскова́л, что ли, по друго́й жи́зни. Ему́ ста́ли ра́зные кора́блики сни́ться, цвето́чки, дворцы́ каки́е-то. И сам стал ти́хий, мечта́тельный. И всё обижа́лся, что неспоко́йно у них в кварти́ре. Заче́м, де́скать, сосе́ди на балала́йке стреко́чут. И заче́м нога́ми ша́ркают.Он всё хоте́л тишины́. Ну, пря́мо-таки́ собра́лся челове́к помере́ть. И да́же его́ на ры́бное блю́до потяну́ло. Он всё солёненького стал проси́ть – селёдку.
Так вот, во вто́рник он заболе́л, а в сре́ду Матрёна на него́ насе́ла.
– Ах, скажи́те, пожа́луйста, заче́м, – говори́т, – ты лёг? Мо́жет, ты наро́чно привередни́чаешь. Мо́жет, ты рабо́ту не хо́чешь исполня́ть. И не хо́чешь зараба́тывать.
Она́ пи́лит, а он молчи́т.
«Пуща́й, – ду́мает, – языко́м тре́плет. Мне тепе́рича решите́льно всё равно́. Чу́вствую, что помру́ ско́ро».
А сам гори́т весь, но́чью по посте́ли ме́чется, бре́дит. А днём лежи́т осла́бший, как су́кин сын, и но́ги врозь. И всё мечта́ет.
– Мне бы, – говори́т, – пе́ред сме́ртью на ло́но приро́ды пое́хать, посмотре́ть, како́е э́то оно́. Никогда́ ничего́ подо́бного в свое́й жи́зни не ви́дел.
И вот оста́лось, мо́жет, ему́ мечта́ть два дня, как произошло́ тако́е обстоя́тельство.
Подхо́дит к его́ крова́ти Матрёна Васи́льевна и е́хидным го́лосом так ему́ говори́т:
– Ах, помира́ешь? – говори́т.
Ива́н Са́ввич говори́т:
– Да уж, извиня́юсь… Помира́ю… И вы переста́ньте меня́ заде́рживать. Я тепе́рича вы́шел из ва́шей вла́сти.
– Ну, э́то посмо́трим, – гово́рит ему́ Мо́тя, – я тебе́, подлецу́, не ве́рю. Я, – говори́т, – позову́ сейча́с ме́дика. Пуща́й ме́дик тебя́, дурака́, посмо́трит. Тогда́, – говори́т, – и реши́м – помира́ть тебе́ и́ли как. А пока́ ты с мое́й вла́сти не вы́шел. Ты у меня́ лу́чше про э́то не мечта́й.
И вот зовёт она́ райо́нного ме́дика из коммуна́льной лече́бницы. Райо́нный ме́дик Ива́н Са́ввича осмотре́л и говори́т Мо́те:
– У него́ и́ли тиф, и́ли воспале́ние лёгких. И он у вас о́чень плох. Он не ина́че как помрёт в аккура́т вско́ре по́сле моего́ ухо́да.
Вот таки́е слова́ говори́т райо́нный ме́дик и ухо́дит. И вот подхо́дит тогда́ Матрёна к Ива́ну Са́ввичу.
– Зна́чит, – говори́т, – взапра́вду помира́ешь? А я, – говори́т, – ме́жду про́чим, не дам тебе́ помере́ть. Ты, – говори́т, – бродя́га, лёг и ду́маешь, что тепе́рь тебе́ всё возмо́жно. Врёшь. Не дам я тебе́, подлецу́, помере́ть.
Ива́н Са́ввич говори́т:
– Э́то стра́нные ва́ши слова́. Мне да́же ме́дик дал разреше́ние. И вы не мо́жете мне препя́тствовать в э́том де́ле. Отвяжи́тесь от меня́…
Матрёна говори́т:
– Мне на ме́дика наплева́ть. А я тебе́, негодя́ю, помере́ть не дам. Ишь ты како́й бога́тый суки́н сын нашёлся – помира́ть реши́л. Да отку́да у тебя́, у подлеца́, де́ньги, чтоб помере́ть! Ны́нче, для приме́ру, обмы́ть поко́йника – и то де́нег сто́ит.
Et juste avant que d’attraper la crève, Ivan Savvitch Boutylkine s’affaiblit soudainement jusqu’à n’en plus pouvoir. Non pas jusqu’à ne plus pouvoir se lever, ça, il pouvait encore le faire, mais faible, faible, comment dire, jusqu’au fond des tripes. Il se languissait, pour ainsi dire, de passer à une autre vie.
Il commença à imaginer des petits bateaux, de petites fleurs, toutes sortes de palais lointains. Et il devint rêveur et silencieux. Toute l’agitation de l’appartement le heurtait. « Pourquoi, s’interrogeait-il, pourquoi tous ces voisins qui grattent leur balalaïka du soir au matin ? Dans quel but ces gens traînent-ils leurs savates ? »
Surtout, ce qu’il désirait le plus c’était le silence. Car c’est ainsi qu’une personne se prépare à passer de vie à trépas. Et même, il lui prit une envie folle de poisson et se mit à réclamer du hareng saur.
Donc, le mardi voilà qu’il tombe malade et que déjà le mercredi Matriona le presse : - Ah mais dites donc, voyez-moi ça, et pourquoi que tu restes couché là ? P’têt bien que tu nous fais un caprice, p’têt bien que tu veux pas aller travailler et que tu n’veux pas gagner not’ vie ?
Et elle le bassine et le bassine et lui reste silencieux.
« Cause toujours, pense-t-il... Pour de bon, à présent ça m’est égal. Je sens que je m’en vais bientôt mourir. »
Et il est tout fiévreux, et il se tourne et se retourne toute la nuit dans son lit, délirant. Et dans la journée, tel un fils de chien, sans force, il reste couché, les membres ballants.
Et toujours il songe : « Je m’en irais bien, se dit-il, avant que de mourir me balader au sein de mère Nature, pour voir à quoi elle ressemble. Je n’ai jamais rien contemplé de tel. »
Et à présent, il ne lui reste peut-être plus que deux jours à vivre et à rêver quand soudain...
Matriona Vassilievna s'approche de son lit et d'une voix caustique lui assène : - Ah, voilà donc que tu meurs ?
Ivan Savvitch répond : - Ben oui, j’en suis désolé... Je meurs... et tu ne pourras pas me retenir. A présent j’échappe à ton pouvoir.
- Eh bien, c’est ce que nous allons voir, lui rétorque-t-elle. Gredin que tu es : je ne te crois pas. Moi, qu’elle dit, je vais appeler le médecin. Tout de suite. Et le médecin, imbécile que tu es, t’auscultera. Et ensuite, qu’elle ajoute, nous déciderons si tu dois mourir ou quoi. En attendant, tu es toujours entre mes griffes et tu ferais mieux de ne pas rêver à pouvoir t’en tirer à si bon compte.
Et voilà donc qu’elle appelle le médecin du district.
Le médecin ausculte Ivan Savvitch et déclare à la bonne femme : - Il a attrapé ou bien la typhoïde ou bien une inflammation des poumons. C’est très très grave. Il succombera peu de temps après mon départ.
Ces derniers mots dits, le médecin du district s’en va. Et voilà que Matriona s’approche d’Ivan Savvitch.
- Ca veut dire que tu meurs vraiment ? qu’elle dit. Et moi, qu’elle ajoute, je ne te laisserai pas mourir ! Clochard que tu es, tu te couches et tu crois que tu peux faire ce que tu veux ? Menteur, scélérat ! Je ne te laisserai pas mourir, oh, ça non !
- Ce sont là des propos bien étranges, lui murmure Ivan. Même le médecin m'en a donné l’autorisation. Et tu ne peux pas m’en empêcher. Laisse-moi en paix à présent...
Matriona réplique : - Je me fous pas mal du médecin. Et toi, mon gredin, je ne te laisserai pas crever comme ça. Regardez ce que ce fils de chien de riche a encore été me trouver : il a décidé de mourir ! Et où vas-tu trouver l'argent pour mourir, scélérat ! De nos jours, juste pour exemple, la toilette d’un mort, ça coûte la peau des fesses…
-
M. Zochtchenko – La femme qui… (01)
Une boucle à oreille, Le sourcil bien marqué, Autant laisser les autres travailler. Comment avoir, les gars, le béguin pour une telle femme ? Mikhaïl Zochtchenko - Михаил Зощенко
La femme qui n’autorisa pas son mari à mourir
Рассказ́ о том, как жена́ не разреши́ла му́жу умере́ть
Extrait du Livre bleu ciel (Голуба́я кни́га)
(1935)
Premier épisode - Первый эпизод
Прожива́л на Петрогра́дской стороне́ оди́н небога́тый живопи́сец по и́мени Ива́н Са́ввич Буты́лкин.
Он состоя́л в како́й-то, я не зна́ю, куста́рной арте́ли и там чего́-то тако́е де́лал. Он, ка́жется, рабо́тал. Он писа́л там плака́ты и вы́вески, и ра́зные номера́ для домо́в, и вся́кие указа́тели, и так да́лее.
Он, ме́жду про́чим, мог бы о́чень неду́рно жить, но он, к сожале́нию, ча́сто хвора́л и, не отлича́ясь хоро́шим здоро́вьем, не мог рабо́тать и тем бо́лее зараба́тывать. Хотя́ и име́л весьма́ кру́пное дарова́ние в свое́й профе́ссии.
Но жил он удиви́тельно ху́до, бе́дно и то есть ника́к не име́л возмо́жности нала́дить свою́ препеча́льную жизнь.
А в доверше́ние всего́ на его́ плеча́х находи́лась ещё его́ супру́га по и́мени Матрёна Васи́льевна, то́же Буты́лкина, на кото́рой он име́л несча́стье жени́ться до револю́ции, не понима́я ещё, что зна́чит тако́е подру́га жи́зни.
Э́то была́ чересчу́р невозмо́жно крикли́вая ба́ба, люби́тельница ничего́ не де́лать.
Она́ ничего́ не рабо́тала, разве́ то́лько что гото́вила обе́д и гре́ла иногда́ на при́мусе во́ду. И она́ не была́ помо́щницей своему́ тщеду́шному супру́гу, кото́рый по состоя́нию своего́ здоро́вья не мог мно́го зараба́тывать.
В доверше́ние всего́ она́ же его́ и пили́ла, и руга́ла, и свои́ми ежедне́вными гру́быми во́згласами, кри́ками и сканда́лами выворачи́вала наизна́нку сла́бую и поэти́ческую ду́шу на́шего худо́жника и живопи́сца. Она́ тре́бовала, чтоб он бо́льше зараба́тывал. Она́ хоте́ла ходи́ть в кино́ и ку́шать ра́зные фрикасе́ и про́чее.
Он, коне́чно, стара́лся, но из э́того ма́ло чего́ выходи́ло. Ну и она́, коне́чно, его́ руга́ла.
Одни́м сло́вом, он всеце́ло находи́лся у неё под башмако́м.
Тем не ме́нее она́ прожила́ с ним восемна́дцать лет. Пра́вда, они́ друго́й раз ме́жду собо́й ссо́рились и драли́сь, но так, что́бы сли́шком больши́х сканда́лов и́ли уби́йств – э́того у них не́ было.
Она́ на э́то не шла, поско́льку понима́ла, что супру́г к ней всё-таки́ бе́режно отно́сится. А е́сли его́ не бу́дет и́ли с ним разойти́сь, то ещё неизве́стно, как обернётся. Друго́й, мо́жет, тако́й ара́п попадётся, что сам ничего́ де́лать не бу́дет, а её, ве́чную страда́лицу, заста́вит рабо́тать кру́глые су́тки.
А она́, роди́вшись задо́лго до револю́ции, понима́ла свою́ же́нскую до́лю как тако́е, что ли, беспеча́льное существова́ние, при кото́ром один́ супру́г рабо́тает, а друго́й апельси́ны ку́шает и в теа́тр хо́дит.
И вот, предста́вьте себе́, одна́жды Ива́́н Са́ввич Буты́лкин неожи́данно вдруг захвора́л.
Dans un des quartiers de Leningrad vivait un certain Ivan Savvitch Boutylkine, un peintre-décorateur peu fortuné.
Il faisait partie d’on ne sait trop quel atelier¹ artisanal et, semble-t-il, y travaillait plus ou moins, s’occupant de peindre affiches et enseignes, lettrages et numéros sur les portes des maisons, entre autres.
D’ailleurs, disons-le, il aurait pu vivre confortablement, mais, malheureusement, doté d’une santé fragile, souvent souffrant, il devait s’absenter de son travail et donc renoncer à bien gagner sa vie. Et pourtant le bonhomme était bourré de talent.
Mais sa vie était incroyablement pitoyable et bien médiocre aussi, sans moyen aucun de pouvoir améliorer son triste sort.
Pour couronner le tout, il s’était embarrassé d’une épouse, Matriona Vassilievna Boutilkina, avec laquelle il avait eu le malheur de se marier (c’était avant la Révolution), ne sachant pas alors ce qu’aurait pu être une véritable compagne.
La bonne femme était exagérément criarde et n’avait qu’un seul désir : celui de se tourner les pouces.
Elle ne levait jamais le petit doigt, si ce n’est pour préparer le dîner et parfois mettre l’eau sur le feu. Et pour son chétif conjoint, qui déjà, à cause de sa santé si délicate, n’arrivait pas à trop joindre les deux bouts, elle n’était d’aucun secours,
Par-dessus le marché, elle le houspillait sans cesse, le bassinant de ses propos grossiers. Et ce n’étaient quotidiennement que cris et scandales qui retournaient l'âme si frêle et poétique de notre artiste peintre. Elle exigeait de lui qu'il gagnât mieux leur vie : elle voulait sortir, aller au cinéma, manger des petits ortolans et d’autres délicatesses de la sorte.
Bien sûr, il tentait bien de la contenter, mais sans grand résultat. Et elle, bien entendu, ne faisait que le houspiller d’avantage.
En un mot, le pauvre homme était totalement sous sa botte.
Néanmoins, ils cohabitèrent ainsi pendant dix-huit ans. Certes, il y avait parfois entre eux des disputes et ils pouvaient en venir aux mains, mais, somme toute, sans jamais trop de scandales excessifs ni d’homicide conjugal.
Elle n’osa jamais en arriver à cette extrémité car elle comprenait que son mari avait malgré tout certains égards pour elle. Et s’il venait à disparaître ou à vouloir divorcer qu’adviendrait-il alors ? Peut-être qu’elle tomberait entre les griffes d’un autre coquin, un désœuvré, et elle, pauvre femme, éternelle victime, serait contrainte de travailler du matin au soir pour ce bon à rien.
Et cette femme (qui était née bien avant la Révolution) considérait que sa part de féminité au sein de son couple méritait une existence sereine : l’un devant trimer afin que l’autre – c’est-à-dire elle - puisse se délecter d’oranges et aller au théâtre.
Et soudain, imaginez donc, voilà qu’un jour Ivan Savvitch Boutylkine attrapa la crève.
1- Il s’agit là d’un ‘artel’ (артель) : une corporation regroupant les artisans d’un même métier. -
M. Zochtchenko – L’argent, qu’est-ce que c’est ?
Mikhaïl Zochtchenko - Михаил Зощенко
I. Histoires d'argent- Расска́зы о де́ньгах
Extraits - отрывки
Voici, en guise d’introduction aux petites histoires choisies pour ce premier chapitre, 'Histoires d'argent' (Рассказы о деньгах), un extrait d’une autre nouvelle de Mikhaïl Zochtchenko : ‘Une nuit terrible’ (Страшная ночь), écrite en 1924, présentée ici dans la traduction française donnée par Maya Minoustchine, in ‘Les Sentimentales’, Solin, 1991.
Les éléments entre crochets [...] ont été ajoutés car absents de la traduction de Maya Minoustchine.
(nb : cette nouvelle ne fait pas partie du ‘Livre bleu ciel’)
Ecouter l’intégralité de la nouvelle ‘Une nuit terrible’ (Страшная ночь), en russe sur Youtube.
(‘Une nuit terrible’ – ou ‘d’épouvante’ – (Страшная ночь) est aussi le titre d’une nouvelle d’Anton Tchekhov (Антон Чехов), parue en 1884).
L'argent, qu'est-ce que c’est ? - А что тако́е де́ньги?
(1924)
Extrait - отрывок
Traduction : Maya Minoustchine
(1991)
Editions Solin, in ‘Les Sentimentales’Пи́шешь, пи́шешь, а для чего́ пи́шешь – неизве́стно.
Чита́тель небо́сь усмехнётся тут. А де́ньги, ска́жет, де́ньги-то, ска́жет, ку́рицын сын, получа́ешь. До чего́, ска́жет, жире́ют лю́ди.
Эх, уважа́емый чита́тель! А что тако́е де́ньги? Ну, полу́чишь де́ньги, ну, дров ку́пишь, ну, жене́ приобретёшь каки́е-нибу́дь там бо́ты. То́лько и всего́. Не́ту в деньга́х ни душе́вного успокое́ния, ни миро́вой иде́и.
А впро́чем, е́сли и э́тот ме́лкий, коры́стный расчёт отки́нуть, то а́втор и совсе́м расплева́лся бы со всей литерату́рой. Бро́сил бы писа́ть. И ру́чку с перо́м слома́л бы к чёртовой ба́бушке.
В са́мом де́ле.
Чита́тель пошёл како́й-то отча́янный¹. Ему́, ви́дите ли, в кни́ге охо́та уви́деть э́такий стреми́тельный полёт фанта́зии, э́такий сюже́т, чёрт его́ зна́ет какой.
А где же всё э́то взять?²
Где взять э́тот стреми́тельный полёт фанта́зии, е́сли а́втор роди́лся в ме́лкобуржуа́зной семье́ и е́сли он до сих пор ещё не мо́жет подави́ть в себе́ меща́нских коры́стных интере́сов к деньга́м, к цвета́м, к занаве́скам и к мя́гким кре́слам?³
Ино́й писа́тель4 напи́шет – ему́ как с гу́ся вода́. Он тебе́ и про луну́ напи́шет, и стреми́тельность фанта́зии пу́стит, и про ди́ких звере́й наплетёт, и на луну́ своего́ геро́я пошлёт в ядре́ в како́м-нибу́дь.
И ничего́.
А что сла́ва, то что ж сла́ва? Е́сли о сла́ве ду́мать, то опя́ть-таки кака́я сла́ва. Опя́ть-таки неизве́стно, как ещё пото́мки взгля́нут на на́ши сочине́ния и каќой фа́зой земля́ повернётся в геологи́ческом смы́сле.
Вот а́втор неда́вно прочёл у неме́цкого фило́софа, бу́дто вся-то на́ша жизнь и весь расцве́т на́шей культу́ры есть не что ино́е, как междуледнико́вый пери́од.
А́втор признаётся: тре́пет прошёл по его́ те́лу по́сле прочте́ния.
В са́мом де́ле. Предста́вь себе́, чита́тель… На мину́ту отойди́ от свои́х повседне́вных забо́т и предста́вь таку́ю карти́ну: до нас существова́ла кака́я-то жизнь и кака́я-то высо́кая культу́ра, и по́сле она́ стёрлась. А тепе́рь опя́ть расцве́т, и опя́ть соверше́нно всё сотрётся.
Нас-то, мо́жет быть, э́то и не заде́нет, а всё равно́ доса́дное чу́вство чего́-то проходя́щего, неве́чного и случа́йного и постоя́нно меня́ющегося заставля́ет сно́ва и сно́ва поду́мать соверше́нно за́ново о со́бственной жи́зни.
Ты вот, ска́жем, ру́копись написа́л, с одно́й орфогра́фией вконе́ц наму́чился, не говоря́ уж про стиль, а, ска́жем, че́рез пятьсо́т лет ма́монт како́й-нибу́дь насту́пит ножи́щей на твою́ ру́копись, ковырнёт её клыко́м, поню́хает и отбро́сит, как несъедо́бную дрянь.
Вот и выхо́дит, что ни в чём нет тебе́ утеше́нья. Ни в деньга́х, ни в сла́ве, ни в по́честях. И вдоба́вок жизнь кака́я-то смешна́я.
1- В зависимости от версии автор уточняет: ‘Накидыва́ется он [чита́тель] на любо́вные францу́зские и америка́нские рома́ны, а ру́сскую совреме́нную литерату́ру и в ру́ки не берёт.’
2- Дополнение автора в завесимости от версии: ‘Где взять э́тот стреми́тельный полёт фанта́зии, е́сли росси́йская действи́тельность не така́я?'
3 - Тоже самое: ‘Эх, уважа́емый чита́тель. Беда ́как пло́хо быть ру́сским писа́телем.’
4 - В Зависимости от версии : ‘Иностранец’.On écrit, on écrit, mais pourquoi écrit-on ? Mystère...
Là, vous allez peut-être ricaner. Et l'argent, direz-vous ? Tu touches bien de l'argent pour ça, mon biquet ? Ce que les gens deviennent culottés, quand même !
Et alors, ami lecteur ! L'argent, qu'est-ce que c’est ? Evidemment, on peut acheter avec, du bois pour se chauffer ou bien une paire de bottes pour sa femme. Et puis c'est tout. L'argent, ça ne vous donne ni la paix du cœur, ni des idées d'une portée universelle.
Cependant, s'il n'y avait pas ce facteur négligeable de l'intérêt matériel, j'aurais complètement laissé tomber la littérature. J'aurais cessé d’écrire et j'aurais cassé ma plume. Qu'elle aille à tous les diables !
En effet, le lecteur est devenu insatiable¹. Il veut trouver dans un livre le déchaînement d’une imagination débridée, un sujet comme il n’y en a pas.
Où prendre tout cela ?² Où prendre une imagination débridée quand on est né dans une famille petite-bourgeoise et qu'on n'a pas su vaincre en soi jusqu'à présent la cupidité petite-bourgeoise, l'amour de l'argent, des fleurs, des rideaux et des fauteuils confortables ?³
Certains écrivains4 ont une imagination débridée ; ils vous parleront même [de bêtes sauvages et] de la lune et ils y enverront leurs personnages au moyen d'une fusée...
Et puis après ? La gloire, qu'est-ce que c'est, si on y pense ? On ne sait pas ce que nos descendants penseront de nos œuvres, ni ce que sera la prochaine ère géologique.
J'ai lu récemment chez un philosophe allemand que toute notre vie et toute la fleur de notre civilisation n'étaient rien d'autre qu'une période inter-glaciaire. Je l'avoue, quand j'ai lu ça, j'en ai eu froid dans le dos. En effet, [écartez-vous un instant de vos préoccupations quotidiennes et] imaginez la chose suivante : la vie a existé avant nous, accompagnée d'une civilisation raffinée, puis tout ça a disparu. A présent, nous vivons une nouvelle civilisation, et tout disparaîtra aussi complètement un jour.
[Peut-être que cela ne nous affectera pas, mais le sentiment fâcheux de quelque chose de passager, de non éternel, d’aléatoire, en constant changement, nous oblige encore et encore à repenser de a à z notre propre existence.]
Se dire qu'on est venu à bout d'un manuscrit, qu'on a peiné sur l'orthographe — je ne parle même pas du style — et que dans cinq cents ans, un mammouth quelconque posera sa patte sur ce manuscrit, le reniflera et le repoussera comme une ordure non comestible !
On ne peut donc trouver de consolation nulle part. Ni dans l'argent, ni dans la gloire, ni dans les honneurs. Et de plus, la vie est si triste5 !...
1- Selon les versions, l’auteur précise ici : ‘Il [le lecteur] s’attaque aux romans d’amour français et américains sans même s’intéresser à la littérature russe contemporaine.’
2- Ajout de l’auteur selon les versions : 'Où pouvons-nous trouver cette impétueuse envolée si telle n’est pas la réalité russe ?'
3- Idem : 'Hélas, cher lecteur, quel malheur si extrême d’être un écrivain russe !'
4- Selon les versions : ‘Les étrangers’.
5- Ici l’auteur emploie l’adjectif ‘smechnoï’ (смешной), qui, plus que ‘triste’, a le sens de ‘ridicule’ et ‘dérisoire’. -
M. Zochtchenko – Le Livre Bleu ciel – extraits
MikhaÏl Zochtchenko, Le livre bleu, illustration AlekseiVS Mikhaïl Zochtchenko - Михаил Зощенко
Le livre bleu ciel - Голуба́я кни́га
(1935)
(Extraits - отрывки)
Et autres récits - И другие рассказы
Présentation
C’est, nous rapporte l’auteur, sur les conseils de Maxime Gorki (Максим Горький) (1868-1936) auquel il dédie l’ouvrage que Mikhail Zochtchenko (Михаил Михайлович Зощенко) a écrit ‘Le Livre bleu ciel’ (Голубая книга), un recueil d’anecdotes, historiques pour certaines, et d’autres plus quotidiennes et triviales, dans le but de dresser une « brève histoire des relations humaines ».
L’ouvrage est divisé en cinq chapitres :
- Histoires d'argent (Рассказы о деньгах) ;
- Histoires d’amours (Рассказы о любви) ;
- Histoires de l’infamie (Рассказы о коварстве) ;
- Histoires d’échecs (Рассказы о неудачах) ;
- Evénements (Рассказы о событиях) ;Cet ouvrage, à ma connaissance, n’a jamais été traduit – publié en tout cas – en français. Nous vous en proposons ici quelques extraits, en laissant de côté la plupart des anecdotes historiques. (Pour cela, peut-être vaut-il mieux (re)lire ‘Histoire universelle de l'infamie’ (Historia universal de la infamia) de Jorge Luis Borges, parue à la même période (1935).)
Nous ne traduirons donc ici que certains récits, souvent drôlatiques, parfois pathétiques, relatant la vie quotidienne de gens bien ordinaires. Nous y avons glissé quelques extraits d’autres nouvelles de l’auteur.
Georges Fernandez, avril 2024 ©Le Livre bleu ciel. Pourquoi ce titre ?
Voici ce qu’en dit l’auteur en conclusion de sa préface :
Голуба́я кни́га!
Мы назва́ли её так оттого́, что все други́е цвета́ бы́ли своевре́менно разо́браны. Си́няя кни́га, бе́лая, кори́чневая, ора́нжевая… Все цвета́ э́ти бы́ли испо́льзованы для назва́ний книг, кото́рые выпуска́лись разли́чными госуда́рствами для доказа́тельства свое́й правоты́ и́ли, напро́тив, вины́ други́х.
Нам едва́ остава́лось четы́ре-пять соверше́нно невзра́чных цве́та. Что-то тако́е: се́рый, ро́зовый, зелёный и лило́вый. И посуди́те са́ми, что таки́м каки́м-ли́бо пусты́м и незначи́тельным цве́том бы́ло бы по ме́ньшей ме́ре стра́нно и оскорби́тельно назва́ть на́шу кни́гу.
Но ещё остава́лся голубо́й цвет, на кото́ром мы и останови́ли своё внима́ние.
Э́тим цве́том наде́жды, цве́том, кото́рый с да́вних пор означа́ет скро́мность, мо́лодость и всё хоро́шее и возвы́шенное, э́тим цве́том не́ба, в кото́ром лета́ют го́луби и аэропла́ны, цве́том не́ба, кото́рое расстила́ется над на́ми, мы называ́ем на́шу смешну́ю и отча́сти тро́гательную кни́жку.
И что бы об э́той кни́ге ни говори́ли, в ней бо́льше ра́дости и наде́жды, чем насме́шки, и ме́ньше иро́нии, чем настоя́щей, серде́чной любви́ и не́жной привя́занности к лю́дям.
Ита́к, мы торже́ственно открыва́ем пе́рвый отде́л: де́ньги...
Le Livre bleu ciel !
Nous l’avons appelé ainsi parce que toutes les autres couleurs ont déjà été prises. Livres bleu (foncé), blanc, marron, orange... Toutes utilisées pour des titres d’ouvrages publiés par différents États pour justifier leur bon droit ou, à l'inverse, pour dénoncer la faute de leurs voisins.
Il nous restait à peine quatre ou cinq couleurs ne payant pas de mine. Comme le gris, le rose, le vert, le lilas ou le mauve. Et jugez-en par vous-même : il serait pour le moins étrange et offensant de vouloir qualifier notre livre par de telles teintes aussi vides de sens et insignifiantes.
Mais il restait quand même la couleur bleu ciel. Et c’est elle qui a retenu notre attention.
Cette couleur est celle de l’espoir, une couleur qui a longtemps signifié la pudeur, la jeunesse et tout ce qui est bon et sublime. C’est la couleur du ciel dans lequel s’envolent les pigeons et planent les aéronefs, la couleur du ciel qui s'étend au-dessus de nous. C’est donc par elle que nous qualifierons notre petit ouvrage, à la fois drôle et quelque peu touchant.
Et peu importe ce qu'on dira de nos pages, on y trouvera plus de joie et d'espoir que de ridicule, et moins d'ironie que d'amour réel, sincère, et de tendre affection pour les gens.
Alors, ouvrons à présent solennellement notre premier chapitre : l'argent...
Le Livre Bleu ciel - Голубая книга -
M. Zochtchenko – De drôles de projets (8)
(De drôles de projets - Весёлые прое́кты)
Lecture : Dimitri Gor (Дмитрий Гор)Le "trentième" projet
Mikhaïl Zochtchenko - Михаил Зощенко
De drôles de projets - Весёлые прое́кты
Trente idées heureuses - Тридцать счастливых идей
(1928)
En comptant et recomptant bien, l’ouvrage, sous-titré "Trente idées heureuses" (Тридцать счастливых идей), ne comporte que 29 projets. Que diable ! où est donc passé le trentième ? Est-ce un coup de la censure soviétique de l’époque qui l’aurait ‘caviardé’ jusqu’à le supprimer ? Ou bien les auteurs se seraient-ils eux-mêmes auto-censurés ?
Voici l’analyse qu’en a fait Liodmila Loukyanova (Людмила Владимировна Лукьянова), professeure d’université à Saint-Pétersbourg, en 2016 :
…«Похо́дный кремато́рий», после́дний в ряду́ со́зданных а́вторами «прое́кт» и как бы заверша́ющий цикл, ока́зывается не трид́цатым по счёту, а два́дцать девя́тым.
Посы́л подзаголо́вка («Три́дцать счастли́вых иде́й») обора́чивается профана́цией числа́, «эффе́ктом обма́нутых ожида́ний». Сле́дующий за «Похо́дным кремато́рием» абсолю́тно пусто́й (чи́стый) разворо́т страни́цы, отсу́тствие оглавле́ния размыка́ют смехово́й мир ци́кла, де́лают его́ откры́тым, подчёркивая иде́ю неумира́ющего бытия́ и незавершённость диало́га с чита́телем...
..."Un crématorium roulant", le dernier des ‘projets’ imaginés par les auteurs - et, pour ainsi dire, leur point d’orgue -, se révèle être non pas le trentième, mais le vingt-neuvième de la série.
L’idée du sous-titre de l’ouvrage, "Trente idées heureuses", (Тридцать счастливых идей) se transforme alors en profanation du chiffre, « l’effet d’attentes déçues ». La page absolument vide (blanche) qui suit "Un crématorium roulant", l'absence de table des matières, le rendent ouvert, soulignant l'idée d'une existence éternelle et l'incomplétude du dialogue avec le lecteur...
Voici, d’autre part, l’interprétation qu’en donne Anne Puyou dans son ouvrage ‘30 projets pour le peuple’ (2019)...
Censuré
En 1928, Staline décide de lancer le premier plan quinquennal.
"Industrialiser le pays à vitesse accélérée pour atteindre puis dépasser la production et le niveau de vie des pays capitalistes développés".
Fin de la NEP et annulation du 30e projet. Plus assez bolchevique, pas assez stalinien.
L’absence de ce trentième et dernier projet reste à ce jour une énigme, une page blanche, peut-être encore à écrire.
Georges Fernandez, octobre 2024 -
M. Zochtchenko – De drôles de projets (7)
Pigeonnisation, mécanisation et crémation
Mikhaïl Zochtchenko - Михаил Зощенко
Illustrations : Nikolaï Radlov - Иллюстрации: Николай Радлов
(1928)
Traduction : Anne Puyou
in '30 projets pour le peuple', Ginkgo-éditeur, 2019
Illustration : N. Radlov (Н. Радлов) Inscriptions "Ordre de paiement", "comptable" (Надписи: «Ордер в кассу», «Счетовод»)
La pigeonnisation de nos administrations
Голубинизация учрежденийВсем известно, что голуби запросто могут переносить небольшие пакеты и конверты с деловыми письмами. Еще с древних времен существовала голубиная почта. Пора использовать эту птичью особенность на канцелярском фронте. Пора заменить дорогостоющего курьера — небольшой птицей. Неповоротливый человек не может свободно порхать по воздуху — он ходит медленно, часто теряет пакеты и все время просит денег. Тогда, как птица и жрет мало, и не пьет, и бюллетеня не просит, и вполне допущает себя эксплоатировать. А если птица при своих служебных полетах будет по несознательности слегка гадить на канцелярских работников, то это явление легко можно устранить, оборудовав небольшие металлические покрышки над ответственными работниками.
Голубинизация учреждений внесет новую оригинальную струю в канцелярскую волокиту.
Tout le monde sait que les pigeons sont capables de transporter des petits colis et des enveloppes contenant des lettres d'affaires comme si de rien n'était. La poste des pigeons existait déjà dans l'Antiquité. L'heure est venue de tirer parti de cette particularité ornithologique sur le front du travail administratif.
Il est temps de remplacer le porteur trop coûteux par un volatile de petite taille. Lourdaud, l'homme ne peut voleter en l'air - il marche lentement, égare le plus souvent les colis et exige constamment de l'argent. Alors que l'oiseau mange peu, d'une part, ne boit pas, d'autre part, ne réclame pas d'arrêt de maladie et se laisse complètement exploiter. Et s'il arrive qu'un volatile oublieux fasse ses besoins sur les employés de bureau, il est aisé de remédier à ce phénomène, en installant des petits auvents métalliques au-dessus des travailleurs responsables.
La pigeonnisation des administrations apportera un souffle nouveau dans les tâches bureaucratiques.
La mécanisation de la vie quotidienne. Illustration : N. Radlov (Н. Радлов) a - turbine à cuillère ; b - hachoir à viande ; c — courroies d'entraînement ; d - Marie Petrovna ; e - chat (а — ложечная турбина; в — мясорубка; c — приводные ремни; d — Марья Петровна; e — кошка)
La mécanisation de la vie quotidienne
Машинизация домашнего бытаПолная машинизация домашнего быта крайне важна домашней хозяйке и кустарю-одиночке. Сохраняет время и здоровье.
Мы твердо верим, что лет через шесть этот наш проект осуществится в жизни.
L'entière mécanisation de la vie quotidienne est absolument indispensable pour la ménagère et l'artisan qui travaillent à domicile. Elle permet de gagner du temps et de garder la santé.
Nous croyons avec force que notre projet se réalisera dans les six années à venir.
Crématorium mobile. Illustration : N. Radlov (Н. Радлов) Inscription : "Remorque Semachko - crématorium 811" (Надпись: «Прицепной им. тов. Семашко крематорий № 811»)
Un crématorium roulant - Походный крематорий
Три года идет идейный спор, где же, наконец, построить крематорий. Желая раз навсегда покончить с этим наболевшим вопросом, предлагаем вниманию кого следует наш проект подвижного, походного крематория.
Исключительная дешевизна, полная доступность широким слоям населения. Незаменим для трамвайных жертв.
Cela fait trois ans que se poursuit cette discussion idéologique - où doit-on, à la fin, construire le crématorium. Désireux de mettre un terme une fois pour toutes à cette question douloureuse, nous proposons à l'attention des personnes concernées notre projet d'un crématorium mobile, sur roues.
Pour un prix défiant toute concurrence, accessible à de larges couches de la population. Irremplaçable dans le cas des victimes du tramway.
-
M. Zochtchenko – De drôles de projets (6)
Contre-projets urbains
Mikhaïl Zochtchenko - Михаил Зощенко
Illustrations : Nikolaï Radlov - Иллюстрации: Николай Радлов
(1928)
Traduction : Anne Puyou
in '30 projets pour le peuple', Ginkgo-éditeur, 2019
Contre-projet. Illustration : N. Radlov (Н. Радлов) Contre-projet - Контр-проект
Снова начались разговоры о заселении больших пустующих дворцов. Пора приступить к этому.
Многие интеллигентные инженеришки подают свой голос за устройство обычных квартирных перегородок. Однако, эти интеллигентские идейки не выдерживают никакой суровой критики. На наш взгляд, наилучше всего строить небольшие отдельные халупки.
Les débats concernant l'occupation des grands palais vidés de leurs habitants sont de nouveau d'actualité.
De nombreux petits ingénieurs intellectuels font entendre leur voix en faveur de l'installation de cloisons ordinaires dans les appartements. Cependant, ces créatifs intellos ne supportent aucune critique de fond. A notre avis la meilleure solution est de construire des petits taudis séparés.
Le Cavalier de bronze interdit de visite Illustration : N. Radlov (Н. Радлов) Inscription du panneau : "Soyez conscient ! Ne vous arrêtez pas !" (Надпись: «Будь сознателен! Не останавливайся»)
La sauvegarde des monuments du passé
Охрана памятников стариныКражи участились. Крадут разные вещицы и белье. В последнее гремя стали красть не очень громоздкие части памятников. Отбивают медные шишечки у решеток и разные, довольно нужные, художественные штучки. Однако, слух о том, что у Петра Великого сперли змею, еще не подтвердился. Пока не поздно, даем временный проект охраны памятников старины. Для охраны понадобится не более двух сторожей.
Les vols se multiplient. On vole toutes sortes de bagatelles ainsi que du linge. Ces derniers temps, on s'est mis à voler des morceaux de monuments peu encombrants. On arrache les ornementations en cuivre des grilles et d'autres trucs artistiques qui peuvent être plutôt utiles. Toutefois, la rumeur selon laquelle on avait volé le Serpent de Pierre le Grand n'a pas été confirmée à ce jour.
Avant qu'il ne soit trop tard, nous proposons un projet provisoire de sauvegarde des monuments du passé. Pour en assurer la garde, deux vigiles seulement suffiront.
Illustration : N. Radlov (Н. Радлов) (La flèche rouge indique précisément où loge le 'thermosyphonneur'.)
Chauffage urbain - Теплофикация
К сожалению, теплофикация Ленинграда до сих пор не осуществлена. Вот временные меры домашней теплофикации, доступной каждому небогатому жакту.
Конечно, нельзя закрывать глаза на возможность злоупотреблений со стороны малосознательной части населения. В верхнем правом углу нами изображен теплокрад, — этот паразит рабочей семьи.
Борьба с теплокрадством должна вестись путем домашних собеседований и лекций.
À ce jour hélas le chauffage urbain n'existe toujours pas à Leningrad. En attendant, voici quelques solutions pour chauffer un immeuble, accessibles à n'importe quel syndic sans ressources.
Bien entendu, il est hors de question de fermer les yeux sur les fraudes possibles d'une partie peu éduquée de la population. Dans le coin supérieur droit nous avons représenté un thermosiphonneur - ce parasite des familles de travailleurs.
La lutte contre le thermosiphonnage passe par le biais de discussions au sein des familles et de conférences publiques.
Datcha à la maison 1. Illustration : N. Radlov (Н. Радлов) Inscriptions : "Plage" ; "Ne pas cueillir les fleurs" (Надписи: «Пляж», «Цветов не рвать»)
Une datcha a domicile [1] - I. Дача на дому
Не все кустари могут выехать на дачу. И не всем рабочим доступен еловый воздух. Вопрос о том, как устроить дачу на дому, беспокоит многих и многих небогатых граждан. Даем схематический рисунок дачного оборудования. Себестоимость от рубля до полтинника. Дешево и сердито!
Tous les artisans ne peuvent se permettre de partir à la datcha. Et l'odeur des sapins n'est pas à la portée de tous les travailleurs. Comment installer sa datcha à domicile, voilà une question dont se soucient de nombreux citoyens modestes.
Nous proposons le croquis schématique d'une installation de datcha. Pour un prix réel d'un rouble à cinquante kopecks. C'est rien et ça ne fait pas de mal !
Datcha à la maison 2. Illustration : N. Radlov (Н. Радлов) Une datcha à domicile [2]
II. Дача на домуЭтот проект еще более заманчив обилием воздуха, бесплатным топливом и красивым видом на луну.
И человек, поживший в такой открытой, свободной атмосфере, уже не захочет ехать в Сестрорецк или в Крым, где происходят землетрясения и толчки. Тем более, что толчки могут и тут происходить, в связи с оседанием или разрушением дома. И полная иллюзия с южными курортами открывает новые громадные перспективы.
Ce projet est encore plus attrayant de par l'abondance du grand air, la gratuité du combustible et la vue magnifique sur la lune.
Celui qui vit dans cette atmosphère ouverte et libre n'a plus aucune envie de se rendre à Sestroretsk* ou en Crimée où se succèdent secousses et tremblements de terre. D'autant plus que les secousses peuvent aussi se produire ici, suite à l'affaissement ou à la destruction de l'immeuble. Et la ressemblance totale avec les stations balnéaires du midi nous ouvre d'immenses perspectives.
*Sestroretsk : ville balnéaire au bord du golfe de Finlande appréciée pour son climat, ses plages et ses bains de boue. (note pnr)
Illustration : N. Radlov (Н. Радлов) De nouvelles possibilités - Новые возможности
Не так легко и просто уменьшить остроту жилищного кризиса. Однако, назрела необходимость поторопиться с этим тяжелым вопросом. Предлагаем вниманию крупных жактов наш очередной проект использования жилплощади потолка.
Этот проект нами уже послан в Откомхоз под девизом «На миру и смерть красна».
Il n'est ni simple ni facile de ralentir la crise du logement. Cependant, nous sommes désormais face à l'obligation d'en finir avec cette question difficile. Nous soumettons à l'attention des syndics les plus importants le projet suivant, relatif à l'utilisation de la surface habitable au plafond.
Ce projet a déjà été transmis par nos soins à la Secamco*, avec comme mot d'ordre "Quand on est tous ensemble, même la mort est chouette".
*Secamco : Section d'Aménagement Communal.
