M. Zochtchenko – Bon voyage ! (04)

Petites nouvelles russes - Lettre d'amour
Lettre d'amour

Bon voyage !
­
После́дний расска́з под ло́зунгом Счастли́вый путь

Episode quatre - Четвёртый эпизод

Нет, она́ [Еле́на Григо́рьевна] ничего́ не говори́т ему́, когда́ он на друго́й день приезжа́ет. Она́ то́лько не́рвно хо́дит по са́ду, нетерпели́во рвёт листо́чки с дере́вьев и ше́пчет: «Вот так да!»

А э́тот подле́ц Лю́тик, не привы́кши ви́деть её тако́й, прихо́дит от э́того зре́лища в содрога́ние и говори́т себе́:

«Э́то, ка́жется, я перехвати́л че́рез край. Семь лет я обма́нываю э́ту ду́ру и да́же не живу́ с ней. А в си́лу её любви́ ко мне я, ка́жется, закрыва́ю ей до́ступ к интере́сам жи́зни».

И тогда́ он, у кото́рого не́жные побеги́ со́вести ещё не совсе́м завя́ли, прихо́дит в сад, сади́тся с ней ря́дом на скаме́ечку и так говори́т ей:

– Серде́чный приве́т, Еле́на Григо́рьевна. Я хочу́ вам ны́нче рассказа́ть кое о чём. Вот, зна́ете, како́е де́ло…

И начина́ет ей расска́зывать, как э́то бы́ло.

– Да, – говори́т, – я не жил с ва́ми семь лет в си́лу обма́на. Но я не жела́ю бо́льше заеда́ть ва́шу жизнь. Ка́ждое живо́е существо́ име́ет пра́во на чью-ли́бо любо́вь и ла́ску, и вы испо́льзуйте э́тот зако́н приро́ды.

Она́ говори́т:

– Э́то хорошо́, что вы мне сказа́ли. И, пове́рьте, мне о́чень до́роги не́жные побе́ги ва́шей со́вести. Но я, – говори́т, – и без того́ всё э́то зна́ла.

Он си́льно удивля́ется, а она́ продолжа́ет:

– Что же каса́ется ва́ших слов насчёт любви́ и ла́ски, то я, – говори́т, – не така́я уж ду́ра, как вы ду́маете. Любо́вь и ла́ска у меня́ быва́ли, и вы напра́сно меня́ жале́ете и счита́ете за придуркова́тую, ду́мая, что я то́лько на вас и гляде́ла.

Тогда́ он в стра́шном гне́ве встаёт со скаме́йки и говори́т:

– Как понима́ть ва́ше выраже́ние? Зна́чит, вы ца́цкались с други́ми и име́ли, ка́жется, любо́вников, и́ли, – говори́т, – я чего́-то не понима́ю. Отве́тьте мне их имена́, и́ли я сам за себя́ не отвеча́ю.

Она́ называ́ет ему́ семь разли́чных имён, и в чи́сле их упомина́ет фами́лию Фёдоров и фами́лию Орло́в.

От э́тих двух фами́лий Лю́тик прихо́дит в содрога́ние и па́дает на скаме́йку.

Он говори́т:

– Тогда́ я дура́к, что вам рассказа́л. Вы, – говори́т, – есть проявле́ние всей челове́ческой по́длости. И моё презре́ние к вам не дозволя́ет мне находи́ться с ва́ми ря́дом. Я, – говори́т, – от вас уезжа́ю. До свида́нья.

Он ду́мал, что она́ бу́дет его́ умоля́ть, но она́, почу́вствовав си́лу своего́ бога́тства, говори́т:

– О́чень великоле́пно. А то я сама́ хоте́ла вам э́то предложи́ть.

Он плюёт на цветы́, на клу́мбу, на скаме́йку и, взбешённый, собра́в свои́ чемода́ны, момента́льно уезжа́ет в Ленингра́д.

А она́ смеётся и говори́т:

– Валя́й, валя́й, я, – говори́т, – за свои́ де́ньги почи́ще тебя́ ви́дела.

Séparateur 1

Mais non... Eléna ne dira rien quand son gredin de Bleuet rentrera le lendemain. Pas un mot. Elle se contente de parcourir nerveusement les allées du jardin, s'en prenant fiévreusement aux frondaisons et murmurant : - Ah ! Puisque c’est comme ça !...

Et cette canaille de Bleuet, peu habitué à la voir ainsi, frémit et se dit : « Je crois que là j’ai vraiment dépassé les bornes. Ça fait sept ans que je la trompe comme une fieffé goujat et que je ne partage plus rien avec elle. Et à cause de son amour pour moi, j’ai bien l’impression de l’avoir empêchée de profiter de l’existence... »

Et puis cette ordure, dont les tendres pousses de conscience ne sont pas encore complètement flétries, sort dans le jardin, s'assoit à côté d'elle sur le banc et lui dit : – Mon bonjour le plus cordial, Elena Grigorievna. Je dois vous avouer quelque chose aujourd'hui. Ainsi, voyez-vous...

Et là il commence à tout lui raconter.

- Oui, confie-t-il, depuis sept ans, à cause de toutes mes tromperies, je ne partage plus rien avec vous. Mais je ne veux plus être cet ogre qui dévore votre vie. Chaque être en ce monde a droit à recevoir amour et affection, et vous devez profiter de cette loi naturelle.

Elle répond alors : - C'est bien que vous vous soyez confié à moi. Et croyez-moi, les élans de votre conscience me vont droit au cœur. Mais, voyez-vous, je savais déjà tout.

Bleuet en reste surpris, pendant que son épouse poursuit : - Quant à vos paroles sur l’amour et l’affection, eh bien ! dit-elle, je ne suis pas aussi nigaude que vous le pensez. D’autres ont su m’en donner de l’amour et de l’affection, et vous me plaigniez bien inutilement en imaginant que j’étais une godiche et en croyant que je n’avais d’yeux que pour vous.

Alors soudain il se lève du banc et pris d’une terrible colère lui assène : – Comment dois-je comprendre cela ? Donc, vous vous amusiez avec d’autres et vous aviez, si je saisis bien, des amants, ou ai-je mal compris ?... Je veux savoir leurs noms, sinon je ne réponds plus de moi !

Elle lui jette sept noms différents, parmi lesquels, entre autres, celui de Fédorov, le comptable et aussi celui d’Orlov, le médecin.

En entendant ces deux noms, Bleuet frémit et en tombe sur les fesses.

- Alors je suis un idiot de vous avoir tout avoué. Et vous, dit-il, vous êtes l’incarnation même de toute la vilenie humaine. Et mon mépris à votre égard ne me permet plus de rester vivre sous le même toit. Je vous quitte, conclut-il. Adieu madame !

Bien sûr, en disant cela, il pensait qu'elle le supplierait de rester, mais elle, sentant le pouvoir de l’argent dont elle est héritière, se contente de lui répondre : - Très bien. Je comptais d’ailleurs vous le proposer moi-même...

Il crache sur les tapis de fleurs, sur le banc, et le jour même, fou de rage, fait ses valises et part pour Leningrad.

Et elle en rit et dit : - File, file, quant à moi, j’en ai vu d’autres pour mon argent et des bien pires…