M. Zochtchenko – L’Infortune, introduction (4)
Mikhaïl Zochtchenko - Михаил Зощенко
L'Infortune, introduction
Кова́рство (введе́ние)
Extrait du Livre bleu ciel (Голуба́я кни́га)
(1935)
4- L’infortune d’un esthète
Тепе́рь, как говори́тся, в заключе́ние на́шего конце́рта из нове́лл – послу́шайте вальс Штра́уса «Жизнь худо́жника».
Ах, э́то о́чень тро́гательная исто́рия!
30. Э́та сентимента́льная нове́лла бу́дет о В. П. Бо́ткине, кото́рый прожива́л в Росси́и в середи́не XIX ве́ка.
Он был, между про́чим, друг Бели́нского и Некра́сова. И сам он занима́лся литерату́рой – критикова́л, писа́л стихи́ и ещё что-то тако́е.
Челове́к, говоря́т, был тонча́йшей души́. Он был эсте́т. Он восхища́лся пе́ред красото́й. Люби́л му́зыку. Деклами́ровал стихи́. Увлека́лся хоро́шенькими да́мами. И так да́лее. Он писа́л: «Гла́вная зада́ча писа́теля – развива́ть в чита́теле эстети́ческие вку́сы».
Поэте́сса Авдо́тья Пана́ева, то есть она́ не поэте́сса, а подру́га поэ́та Некра́сова, так о нём вы́разилась в свои́х запи́сках:
«Он был то́нкий цени́тель всех изя́щных иску́сств».
Вот како́в был наш геро́й.
31. Таки́е эсте́ты, ме́жду про́чим, нере́дко быва́ли среди́ обеспе́ченных ру́сских интеллиге́нтов и поме́щиков.
А наш Бо́ткин хотя́ и не был поме́щиком, но име́л в ба́нке капита́л. Он жил себе́ на проце́нты. Его́ па́па держа́л ча́йную фи́рму. И оста́вил на́шему Васи́лию Петро́вичу сто пятьдеся́т ты́сяч зо́лотом. Ху́до ли!
Так что у него́ де́нег бы́ло мно́го. Но он капита́ла не тро́гал и да́же проце́нтов не прожива́л. Он скупи́лся. Он копи́л де́ньги. Сам не зна́я для чего́. И жил бо́льше чем скро́мно.
Пана́ева говори́т, что он был до кра́йности расчётлив. Он, наприме́р, счита́л, ско́лько конфе́т оста́лось в коро́бке. И е́сли хоть одна́ пропада́ла, он устра́ивал кри́ки и сканда́лы свои́м лаке́ям.
В Пари́же он, попи́в ко́фе, име́л привы́чку пря́тать в карма́н оста́вшийся са́хар.
А когда́ раз в Пари́же он, под пья́ную ла́вочку, дал коко́тке сто фра́нков, так он неде́лю не мог успоко́иться.
Но тем не ме́нее он был эсте́т и люби́л красоту́, в чём бы она́ ни выража́лась.
32. И вот уда́рило на́шему эсте́ту пятьдеся́т четы́ре го́да. И он стал хвора́ть.
У него́ откры́лись бо́ли в пра́вом боку́. И, кро́ме того́, у него́ осла́бла не́рвная систе́ма от постоя́нного восхище́ния пе́ред красото́й.
Коро́че говоря́, он осла́б и стал прихва́рывать.
И он в пе́рвый раз тогда́ поду́мал, что все лю́ди сме́ртны. А то он ду́мал, что э́то всё вре́мя так и бу́дет. Красота́ и так да́лее. И вдруг – нет.
Он поду́мал: «Живу́ пятьдеся́т четы́ре го́да. Начина́ется ста́рость и всё тако́е. А как я жил? Я соста́вил грома́дный капита́л. И жил, как скоти́на. Скупи́лся и уре́зывал».
И, так поду́мавши, он стал лихора́дочно растра́чивать де́ньги.
Он на́нял ди́вную кварти́ру в де́вять ко́мнат. И стал обставля́ть её с неслы́ханной ро́скошью.
Но когда́ он въе́хал в э́ту кварти́ру, – он ещё бо́льше захвора́л. И да́же не мог устра́ивать бало́в, ра́ди чего́ он, со́бственно, и перее́хал в э́ти апартаме́нты.
33. Тогда́ он стал доставля́ть себе́ удово́льствие в пита́нии. Он стал обжо́рой. Он на́нял лу́чшего по́вара. И зака́зывал каки́е-то потряса́ющие блю́да. Но вдруг желу́док его́ переста́л рабо́тать. И он мог то́лько выса́сывать сок из бифште́кса.
Тогда́ он стал скупа́ть карти́ны лу́чших мастеро́в. Но тут уда́рило са́мое большо́е го́ре – и он вдруг осле́п. И не мог бо́льше любова́ться шеде́врами, кото́рыми он уве́шал свои́ сте́ны.
Тогда́ он на́нял францу́женку, что́бы та чита́ла ему́ рома́ны. И сиде́л в кре́слах вя́лый и сла́бый, е́ле слу́шая, чего́ ему́ чита́ли.
И, когда́ одна́жды к не́му зашёл Пана́ев, он с отча́янием ему́ сказа́л:
– Зна́ешь, Ива́н Ива́нович, ведь я да́же ещё не про́жил проце́нтов. Вот что меня́ побива́ет.
Вско́ре он у́мер. И никто́ о нём не вспо́мнил. И то́лько Пана́ева о нём написа́ла: «Он был скуп, ме́лочен и трус». Вот вся па́мять, кото́рая оста́лась от цени́теля иску́сства. Кака́я неуда́ча!
Maintenant, comme on dit, pour clore notre récital de nouvelles, écoutons la valse de Johann Strauss ‘Vie d’artiste’.¹
Oh là là, voici une histoire des plus touchantes !
Cette nouvelle toute sentimentale portera sur Vassili Botkine², qui vivait en Russie au milieu du XIXe siècle.
Il était d'ailleurs un ami de Belinski et de Nekrassov³. Critique littéraire, il s’était lui-même essayé à la poésie entre autres choses.
Cet homme, dit-on, avait une âme des plus subtiles. C'était un esthète. Un admirateur de la beauté. Passionné de musique. Déclamant des vers. Adorant les jolies dames. Et ainsi de suite. Il aurait écrit : « La tâche principale d’un écrivain est de développer les goûts esthétiques du lecteur. »
La poétesse Avdotia Panaeva4 - pour tout dire, elle n’était pas vraiment poétesse, mais la compagne du poète Nekrassov - s'est ainsi exprimée à son sujet dans ses carnets : "C'était un fin connaisseur de tous les arts."
Voilà à quoi ressemblait notre héros.
Ce genre d’esthète, d’ailleurs, se rencontrait souvent parmi ces Russes nantis, intellectuels et riches propriétaires terriens.
Et même si notre Botkine n'était pas propriétaire foncier, il possédait un capital placé en banque et vivait de ses intérêts. Son père était à la tête d’une entreprise de thé et lui avait laissé un pactole de cent cinquante mille roubles-or. Pas mal, n’est-ce pas !
Vassili Pétrovitch Botkine était donc un homme plein aux as comme on dit. Mais il ne touchait jamais à son capital ni même aux intérêts. Il était radin. Economisant son argent. Sans savoir pourquoi. Et vivant plus que modestement.
Panaeva dit qu'il comptait tout à l’extrême. Par exemple, il comptait combien de bonbons restaient dans la bonbonnière. Et si l’un d’eux venait à manquer, il poussait des hauts cris et faisait un scandale auprès de ses gens.
Lors de ses séjours à Paris, après avoir bu son café, il avait l'habitude de glisser le sucre restant dans ses poches.
Et quand une fois, toujours à Paris, en état d’ébriété, il offrit cent francs à une cocotte, il lui fallut pas moins d’une semaine pour s’en remettre.
Mais néanmoins, c’était un esthète et il aimait la beauté, peu importait comment elle lui apparaissait.
Et puis voici que cinquante-quatre ans sonnèrent à l’horloge de sa vie. Et il commença à se sentir patraque. Ressentant des douleurs au flanc droit. Par dessus le marché, son admiration incessante pour la beauté avait affecté tout son système nerveux.
Bref, il faiblissait et sa santé se détériorait.
Et pour la première fois, il pensa que tous les hommes sont mortels. Jusqu’alors, il s’était imaginé que tout continuerait toujours pareil. Beauté et tout le tralala. Et soudain voilà que non.
Il pensa : « J'ai vécu cinquante-quatre ans. La vieillesse arrive et tout ce qui va avec. Comment ai-je vécu ? Je possède un énorme capital. Et je vivote comme une bête de ferme. J’ai été avare et me suis coupé de tout plaisir.»
Et, après avoir pesé tout cela, il commença à dépenser fébrilement son pognon.
Il loua un splendide appartement de neuf pièces. Et le meubla avec un luxe inouï.
Mais, après avoir emménagé, son mal s’aggrava. Il ne pouvait même plus organiser de bals, raison pour laquelle il avait choisi cet appartement.
Alors il commença à s’adonner au plaisir de la bonne chair. Il devint glouton. Embaucha le meilleur cuisinier. Exigea qu’on lui servît des plats incroyables. Mais soudain, son estomac capitula. Et il ne put dorénavant que suçoter la sauce de son beefsteak.
Alors il se mit à acheter des tableaux de grands maîtres. Mais ensuite un plus grand malheur encore le frappa : il perdit soudainement la vue. Plus possible pour lui d' admirer les chefs-d'œuvre accrochés à ses murs.
Puis il engagea une dame de compagnie, une Française, afin qu’elle lui fasse la lecture. Et lui, affalé dans dans un fauteuil, léthargique et faible, à peine entendait-il les romans qu’on lui lisait.
Et quand Ivan Panaev5 vint un jour lui rendre visite, Botkine lui dit désespéré : - Tu sais, Ivan Ivanovitch, je n'ai même pas encore touché à mes intérêts. Voilà ce qui me brise le cœur.
Il est mort peu de temps après. Et tout le monde l’a depuis oublié. Seule Panaeva écrivit à son sujet : « Il était avare, mesquin et lâche. » C'est tout le souvenir qu’on garde de nos jours de ce fin connaisseur des arts et des lettres.
Quelle infortune !
2- Vassili Botkine (Василий Петрович Боткин) (1811-1869), essayiste russe, critique littéraire, traducteur. Il promut une conception purement esthétique de l'évaluation des œuvres d'art.
3- Vissarion Belinski (Виссарион Григорьевич Белинский (1811-1848) fut un critique littéraire russe influent. Nikolaï Nekrassov (Николай Алексеевич Некрасов) 1821-1877, fut un poète et écrivain célébré en son temps, auteur du fameux poème ‘Les femmes de Russie’ (Русские женщины). Plusieurs de ses poèmes devinrent de célèbres chansons (écouter ‘La petite boîte’ (Коробушка) et lire une courte biographie de Nikolai Nekrassov).
4- Avdotia Panaeva (Авдотья Яковлевна Панаева) (1820-1893), écrivaine et mémorialiste des cercles littéraires russes de l’époque.
5- Ivan Panaev (Иван Иванович Панаев) (1812-1862), écrivain, critique littéraire et journaliste ; premier époux d’Avdotia Panaeva.
