В дурном обществе – En mauvaise compagnie

 

Осенью (VIII.4) L’automne

Однажды, когда я, по обыкновению, утром проходил по аллеям сада, я увидел в одной из них отца, а рядом старого Януша из за́мка. Старик подобострастно кланялся и что-то говорил, а отец стоял с угрюмым видом, и на лбу его резко обозначалась складка нетерпеливого гнева. Наконец он протянул руку, как бы отстраняя Януша со своей дороги, и сказал:

— Уходите! Вы просто старый сплетник!

Старик как-то заморгал и, держа шапку в руках, опять забежал вперёд и загородил отцу дорогу. Глаза отца сверкнули гневом. Януш говорил тихо, и слов его мне не было слышно, зато отрывочные фразы отца доносились ясно, падая точно удары хлыста.

— Не верю ни одному слову... Что вам надо от этих людей? Где доказательства?.. Словесных доносов я не слушаю, а письменный вы обязаны доказать... Молчать! это уж моё дело... Не желаю и слушать.

Наконец он так решительно отстранил Януша, что тот не посмел более надоедать ему; отец повернул в боковую аллею, а я побежал к калитке.

Я сильно недолюбливал старого филина из за́мка, и теперь сердце мое дрогнуло предчувствием. Я понял, что подслушанный мною разговор относился к моим друзьям и, быть может, также ко мне.

Тыбурций, которому я рассказал об этом случае, скорчил ужасную гримасу:

— У-уф, малый, какая это неприятная новость!.. О, проклятая старая гиена.
— Отец его прогнал, — заметил я в виде утешения.
— Твой отец, малый, самый лучший из всех судей, начиная от царя Соломона... Однако знаешь ли ты, что такое curriculum vitae? [Краткое жизнеописание (лат.)] Не знаешь, конечно. Ну, а формулярный список знаешь? Ну, вот видишь ли: curriculum vitae — это есть формулярный список человека, не служившего в уездном суде... И если только старый сыч кое-что пронюхал и сможет доставить твоему отцу мой список, то... ах, клянусь богородицей, не желал бы я попасть к судье в лапы!..
— Разве он... злой? — спросил я, вспомнив отзыв Валека.
— Нет, нет, малый! Храни тебя бог подумать это об отце. У твоего отца есть сердце, он знает много... Быть может, он уже знает всё, что может сказать ему Януш, но он молчит; он не считает нужным травить старого беззубого зверя в его последней берлоге... Но, малый, как бы тебе объяснить это? Твой отец служит господину, которого имя — закон. У него есть глаза и сердце только до тех пор, пока закон спит себе на полках; когда же этот господин сойдёт оттуда и скажет твоему отцу: «А ну-ка, судья, не взяться ли нам за Тыбурция Драба или как там его зовут?» — с этого момента судья тотчас запирает своё сердце на ключ, и тогда у судьи такие твёрдые лапы, что скорее мир повернётся в другую сторону, чем пан Тыбурций вывернется из его рук… Понимаешь ты, малый?.. И за это я и все ещё больше уважаем твоего отца, потому что он верный слуга своего господина, а такие люди редки. Будь у закона все такие слуги, он мог бы спать себе спокойно на своих полках и никогда не просыпаться... Вся беда моя в том, что у меня с законом вышла когда-то, давно уже, некоторая суспиция... то есть, понимаешь, неожиданная ссора... ах, малый, очень это была крупная ссора!

С этими словами Тыбурций встал, взял на руки Марусю и, отойдя с нею в дальний угол, стал целовать её, прижимаясь своею безобразной головой к её маленькой груди. А я остался на месте и долго стоял в одном положении под впечатлением странных речей странного человека. Несмотря на причудливые и непонятные обороты, я отлично схватил сущность того, что говорил об отце Тыбурций, и фигура отца в моём представлении ещё выросла, облеклась ореолом грозной, но симпатичной силы и даже какого-то величия. Но вместе с тем усиливалось и другое, горькое чувство…

«Вот он какой, — думалось мне, — но всё же он меня не любит».

Un matin, alors que je me promenais comme d’ordinaire dans l’allée de notre jardin, je vis mon père en compagnie de Yanoush, venu de son château. Le vieux, qui tenait son chapeau dans ses mains, s'inclinait obséquieusement en murmurant quelque chose. Le regard de mon père se fit plus sombre encore, et sur son front s’imprima la marque d’une ride de colère faite d’impatience. Enfin, il fit un geste de la main, comme pour écarter l’importun.

- Sortez d’ici ! Vous n’êtes qu'un vieux bavard !

Yanoush courut derrière mon père pour le rattraper et se posta devant lui tout en clignant vivement ses yeux torves. Ceux de mon père brillaient de colère. Le vieux parlait à voix basse et je ne pouvais entendre ses paroles, mais les bouts de réponse que lui adressait mon père claquèrent comme des coups de cravache.

— Je n'en crois pas un mot... Qu'espérez-vous à propos de ces gens ? Où sont les preuves ? ... Je n'écoute pas les dénonciations verbales, vous devez le prouver par écrit... Taisez-vous donc ! c'est mon affaire... Je ne veux plus vous entendre.

Enfin, il repoussa Yanoush d'une manière si catégorique que celui-ci n’insista pas davantage. Père s’engagea dans la contre-allée pendant que de mon côté je courus jusqu’au portillon.

Je n’avais jamais beaucoup aimé ce vieux hibou du château, et maintenant mon cœur tremblait d'appréhension. J’avais saisi que la conversation portait sur mes amis et peut-être aussi sur moi.

Tibour, à qui je racontai peu de temps après cet incident, fit une terrible grimace :

- Ho là là, gamin, voilà une bien mauvaise nouvelle ! Ah, la maudite hyène décharnée !
- Mon père l'a éconduit, dis-je en guise de consolation.
- Ton père, petit – et ce depuis le roi Salomon - est le meilleur de tous les juges... Cependant, sais-tu ce qu'est un curriculum vitae ?... Tu ne le sais pas, bien sûr. Et ce qu’est une fiche signalétique, le sais-tu ?... Eh bien, vois-tu, le curriculum vitae c’est une fiche établie par un tribunal retraçant le passé d’une personne... Le vieux hibou a flairé le coup et s’il pouvait mettre la main sur la mienne et la remettre à ton père, alors... Ah, je jure par la Vierge..., non jamais je ne voudrais tomber entre les griffes du pan juge !

- Est-ce parce qu’il est… méchant ? demandai-je en me souvenant des propos de Valek.
- Non, non, mon petit ! Que Dieu te garde de penser cela... Ton père a du cœur. Il sait beaucoup de choses... Peut-être sait-il déjà tout ce que Yanoush a pu lui rapporter, mais il se tait. Il n’estime pas nécessaire d’aller traquer la vieille bête édentée dans sa dernière tanière... Mais, petit, comment t’expliquer ça ?... Ton père ne sert qu’un seul maître : la loi. Il n’écoute son cœur que tant que ce maître-là dort sur ses étagères. Mais quand la loi conseille à ton père : « Voyons, Monsieur le juge, ne devrions-nous pas nous saisir de Tibour Drab, quel que soit d’ailleurs le nom qu’il se donne ? »  - à partir de ce moment, le juge verrouille son cœur à double tour, et sa main devient si ferme qu’on verrait le soleil inverser sa course dans le ciel plutôt que Pan Tibour réussir à s’extraire de ses griffes.

...Me comprends-tu, petit ?… continua Tibour. C'est pour cela que tous, et moi aussi, le respectons davantage car ton père est le fidèle serviteur de son maître, et que de telles personnes sont rares. Si tous ceux qui servent la loi étaient pareils à lui, celle-là pourrait continuer à dormir paisiblement sur ses étagères et ne jamais se réveiller…

...Tout ça, pour mon malheur, parce qu’un jour, il y a longtemps, j’ai eu, disons, quelques... ‘démêlés’ avec la justice... c'est-à-dire, tu comprends, à cause d’une querelle inopinée... Ah, mon gars, ce fut, je le confesse, une bien grosse querelle !

Sur ces mots, Tibour se leva et prit Maroussia dans ses bras. Pressant sa terrible tête de paria contre la petite poitrine de l’enfant, il s’éloigna dans un recoin du souterrain en l’embrassant. Je restai planté là, longtemps, dans la même position, encore sous l'impression de l’étrange discours de cet homme étrange.

Malgré les phrases bizarres et pour moi incompréhensibles de Tibour, je saisissais le sens de ce qu’il me disait à propos de mon père, et dans mon imagination la figure de celui-ci grandissait encore, s’imprégnait d'une aura formidable. Il m’apparaissait sous un jour sympathique et même revêtu d'une sorte de noblesse. Mais en même temps, un autre sentiment en moi, amer, s'intensifiait...

« Ainsi est donc mon père, pensai-je, mais moi il ne m'aime pas...»