В дурном обществе – En mauvaise compagnie

 

Среди «серых камней»
(VI.2)
Parmi les ‘pierres grises’

Он [Валек] раздвинул кусты жимолости и сирени и скрылся в зелени под стеной часовни; я последовал туда за ним и очутился на небольшой плотно утоптанной площадке, которая совершенно скрывалась в зелени. Между стволами черёмухи я увидел в земле довольно большое отверстие с земляными ступенями, ведущими вниз. Валек спустился туда, приглашая меня за собой, и через несколько секунд мы оба очутились в темноте, под зеленью. Взяв мою руку, Валек повёл меня по какому-то узкому сырому коридору, и, круто повернув вправо, мы вдруг вошли в просторное подземелье.

Я остановился у входа, поражённый невиданным зрелищем. Две струи света резко лились сверху, выделяясь полосами на тёмном фоне подземелья; свет этот проходил в два окна, одно из которых я видел в полу склепа, другое, подальше, очевидно, было пристроено таким же образом; лучи солнца проникали сюда не прямо, а прежде отражались от стен старых гробниц; они разливались в сыром воздухе подземелья, падали на каменные плиты пола, отражались и наполняли всё подземелье тусклыми отблесками; стены тоже было сложены из камня; большие широкие колонны массивно вздымались снизу и, раскинув во все стороны свои каменные дуги, крепко смыкались кверху сводчатым потолком. На полу, в освещённых пространствах, сидели две фигуры. Старый «профессор», склонив голову и что-то бормоча про себя, ковырял иголкой в своих лохмотьях. Он не поднял даже головы, когда мы вошли в подземелье, и если бы не лёгкие движения руки, то эту серую фигуру можно было бы принять за фантастическое каменное изваяние.

Под другим окном сидела с кучкой цветов, перебирая их, по своему обыкновению, Маруся. Струя света падала на её белокурую головку, заливала её всю, но, несмотря на это, она как-то слабо выделялась на фоне серого камня странным и маленьким туманным пятнышком, которое, казалось, вот-вот расплывётся и исчезнет. Когда там, вверху, над землёй, пробегали облака, затеняя солнечный свет, стены подземелья тонули совсем в темноте, как будто раздвигались, уходили куда-то, а потом опять выступали жёсткими, холодными камнями, смыкаясь крепкими объятиями над крохотною фигуркой девочки. Я поневоле вспомнил слова Валека о «сером камне», высасывавшем из Маруси её веселье, и чувство суеверного страха закралось в моё сердце; мне казалось, что я ощущаю на ней и на себе невидимый каменный взгляд, пристальный и жадный. Мне казалось, что это подземелье чутко сторожит свою жертву.

— Валек! — тихо обрадовалась Маруся, увидев брата.

Когда же она заметила меня, в её глазах блеснула живая искорка.

Я отдал ей яблоки, а Валек, разломив булку, часть подал ей, а другую снёс «профессору». Несчастный учёный равнодушно взял это приношение и начал жевать, не отрываясь от своего занятия. Я переминался и ёжился, чувствуя себя как будто связанным под гнетущими взглядами серого камня.

— Уйдём... уйдём отсюда, — дёрнул я Валека. — Уведи её…
— Пойдём, Маруся, наверх, — позвал Валек сестру.

И мы втроём поднялись из подземелья, но и здесь, наверху, меня не оставляло ощущение какой-то напряжённой неловкости. Валек был грустнее и молчаливее обыкновенного.

Valek écarta les buissons de chèvrefeuille et de lilas qui masquaient en partie le mur sud de la chapelle et s’enfonça sous l’épaisse verdure. Je le suivis. Dissimulé là, sur un sol abondamment piétiné, entre des merisiers, s’ouvrait un trou assez grand pour le passage d’un homme. En-dessous se laissait deviner une volée de marches en terre battue. Valek descendit le premier, m'invitant à le suivre. Quelques secondes encore et nous étions tous les deux dans le noir complet. Me prenant par la main, il me guida le long d'un étroit couloir qui suintait d’humidité. Puis brusquement, après un coude, nous atteignîmes une vaste salle souterraine.

Je m'arrêtai sur le seuil, frappé par ce que je voyais. Deux traînées de lumière se déversaient par le haut, dessinant deux larges bandes de clarté contrastant avec l’obscurité des lieux. Cette lumière passait par le vitrage de deux fenêtres distantes l’une de l’autre. Le cadre de l’une d’elle devait être celui que j’avais vu, posé à même le sol de l’ancien oratoire.

Depuis le vieux cimetière situé au-dessus, les rayons du soleil ne pénétraient pas directement dans ce gouffre. Seuls leurs reflets qui se diluaient dans l'air humide, dégoulinant sur les dalles du sol, rebondissant et se diffusant, emplissaient l’espace d’une pâle luminescence.

Les murs comme le sol étaient de pierres taillées. De grandes et larges colonnes s'élevaient lourdement et se terminaient en arcs sous un plafond voûté qui scellait l’endroit. Deux silhouettes étaient assises par terre, juste dessous les traînées pénétrantes du jour.

J’aperçus d’abord le vieux Professeur qui se murmurait quelque chose à lui-même tout en raccommodant, aiguille à la main, quelque nippe. Il ne daigna même pas lever la tête vers nous. Et n’eussent été les légers mouvements de ses doigts, cette ombre grise aurait pu être confondue avec une fantasmagorique gargouille de pierre.

Sous l’autre halo de clarté venant caresser sa tête blonde était assise Maroussia, tenant dans ses mains un bouquet de fleurs qu’elle arrangeait comme à son habitude. Mais dans cette faible lumière elle aussi, presque, se confondait avec le gris des pierres, pareille à une étrange petite tache diaphane prête à s'estomper et disparaître.

Quand là-haut, au dehors, les nuages venaient cacher par moment le soleil, les murs du souterrain se noyaient complètement dans les ténèbres, comme s'ils s’éloignaient, partis on ne sait où, puis ils réapparaissaient, durs et froids, étreignant de leur tendresse, telle une pierre tombale, la frêle silhouette de la fillette.

Je me souvins alors des paroles de Valek à propos de la ‘pierre grise’ qui aspirait la vie et la joie de Maroussia, et une crainte faite de superstition m’envahit. Je sentais se poser sur la fillette, et sur moi aussi, un regard minéral, invisible, attentif et avide qui nous épiait tous deux. Il me semblait que ce souterrain veillait avec sollicitude sur sa victime sans jamais vouloir la lâcher.

– Valek ! s’exclama doucement Maroussia, ravie de revoir son frère.

Quand à mon tour elle me vit, ses yeux s’illuminèrent de petites étincelles de joie.

Je lui offris les pommes que j’avais apportées, et Valek, brisant le pain, lui en donna une moitié puis porta l’autre au Professeur. Le malheureux savant prit d’un air indifférent l’offrande que Valek lui tendait et se mit à manger, sans pourtant interrompre sa besogne. Je me sentais de plus en plus mal à l’aise dans cet endroit. Je frissonnai, comme accablé sous le regard oppressant de la pierre grise.

- Sortons d'ici... N’y tenant plus, je tirai Valek par le bras. Sortons et emmenons Maroussia avec nous...
– Allez, Maroussia, on y va ! dit Valek à sa sœur.

Et tous trois rejoignîmes la sortie. Mais même dehors, à l’air libre, la sensation de malaise, le sentiment d’oppression continuaient à me peser. Valek était plus triste et silencieux que d’ordinaire…