Le blocus de Léningrad – Entre la vie et la mort 3
Ничего не могу забыть – Je ne peux rien oublier
Между жизнью и смертью (3) Entre la vie et la mort
В нашей семье мама была источником доброты и безраздельной любви к детям. Её тонкий, необыкновенной чистоты профиль с тяжёлым узлом волос вызывал у нас благоговейное чувство восхищения. Во время прогулок с мамой нам неоднократно приходилось слышать удивлённые возгласы прохожих: «Смотрите, какая красавица!» Мама чуть смущённо улыбалась, а мы были бесконечно горды. Когда мама надевала нарядное платье, мы, стоя вокруг неё, замирали от восторга. Вот они с папой уходят в театр — стройные, сильные, а в их комнате остаётся чуть томящий душу нежный запах пудры и духов… И всё-таки мама умерла, но в это утро ни сестра, ни я не проронили ни одной слезинки. Мы не могли плакать — не было сил.
Шла я медленно. Чувство голода притупилось, холода я не ощущала, но было мне тревожно. Я плохо знала дорогу и боялась заблудиться. И тогда я сказала себе, что если буду думать о маме, папе, о всех, кого люблю, — со мною ничего плохого не случится. Внушив себе эту мысль, я почти физически ощутила незримые нити, помогавшие мне находить силы, чтобы пересечь город, дойти до папы и выполнить последнюю мамину просьбу — передать кольцо. Это был мой долг!
Пустынный Загородный 
. У Витебского вокзала я посмотрела на башенные часы. Время они не показывали — однажды остановились и замерли вместе с городом.
Дошла до переулка Ильича . В глубине его угадывался подъезд, где жила тётя Тая. А вдруг она выйдет из дома? Я остановилась и стала ждать.
Au sein de la famille, maman était pour nous, ses enfants, une source de bonté et d’amour sans partage. La finesse de son visage, d’une rare pureté, et sa belle chevelure faisaient toute notre admiration. Quand nous nous promenions ensemble, nous entendions souvent les exclamations de surprise des passants : « Regardez, quelle femme ravissante ! ». Maman souriait, un peu confuse, mais nous, nous en étions très fiers. Quand elle mettait sa plus jolie robe nous restions devant elle émerveillés. Puis, avec papa, ils partaient au théâtre : elle, fine et aérienne, et lui puissant et fort. Dans leur chambre planait une senteur délicate de poudre et de parfum qui, légèrement, tourmentait nos cœurs languissants…
Et pourtant, maman était morte et ni ma sœur ni moi n’avions versé de larmes : nous n’avions pu pleurer – nous n’en avions pas eu la force...
Je marchais lentement. La sensation de faim s’était assagie. Je ne sentais pas le froid mais j’étais pleine d’inquiétude : je ne connaissais pas bien le chemin et j’avais peur de me perdre. Puis je me convainquis que si je pensais très fort à maman, à papa et à tous ceux que j’aimais il ne m’arriverait rien de mal. M’accrochant à cette pensée, il me semblait tenir, presque physiquement, le fil invisible qui allait m’aider à trouver la force de traverser la ville et rejoindre papa afin d'accomplir la dernière volonté de maman : lui remettre son alliance. C’était là mon devoir !
L’avenue Zagorodni était déserte. Passant devant la gare de Vitebsk je levai les yeux vers l’horloge de la tour. Elle ne donnait plus l’heure. Un jour, ses aiguilles s’étaient arrêtées, figées comme l’était aujourd’hui toute la ville.
J’arrivai au niveau de l’allée Ilitch . Au fond, je devinais l’entrée où habitait tante Taïa. Et si, soudain, elle sortait de l’immeuble ?
Je m’arrêtai et attendis...
