Le blocus de Léningrad – Maman 2
Ничего не могу забыть – Je ne peux rien oublier
Мама (2) Maman
Очень трудно было вставать по утрам. Каждый раз мама тяжело вздыхала и говорила, что хорошо бы печурку поставить. Но тогда, когда ещё были какие-то силы, — мы жили в Эрмитаже, а сейчас о буржуйке приходилось только мечтать. Чтобы хоть немного обогреть комнату, в открытую дверцу печки мы кидали всё, что могло и должно гореть и что не должно. Правда, был один заветный ящик от сожжённого шкафа, куда мама сложила документы. Там был папин адрес, на котором были выгравированы Дом культуры Промкооперации и надпись: «Нашему любимому главному инженеру от сотрудников строительства Дoма Культуры ЛОСПК. 1933 г.», дипломы родителей, диплом прапрадеда об окончании университета в 1839 году, и моя похвальная грамота хранилась там же…
Ящик именовался семейным архивом, и он уцелел.
Сжигая книги, мы всё-таки откладывали самые ценные, надеясь, что до них очередь не дойдёт. Мама как-то вспомнила о стоявшем в коридоре сундуке с нотами.
— Выбери что-нибудь,— попросила мама, махнув рукой.
Я открыла крышку сундука и увидела забытый патефон. Посмотрела, а внутри — пластинка. А что если...
Ручка от патефона лежала рядом. Игла, правда, заржавевшая, была на месте. Завести патефон полностью у меня сил не хватало, но несколько поворотов всё же сделать удалось. Плохо заведённый патефон медленно, низким скрипучим и фальшивым голосом с трудом извлекал слова знакомой и весёлой песенки о пингвинах: «Ах ты, стужа ледяного края, где в жилах застывает кровь...» Я повернула ручку ещё раз. «Ярче северных сияний, дорогая, горит любовь...»
Ася раздражённо крикнула мне: — Ноты будут гореть, ноты! И быстрее неси их сюда!
Я поспешно взяла кипу нот и бросила её перед круглой печкой. Из скрученных листов мы сложили в топке бумажный костёр. К вечеру произведения великих композиторов превратились в груду хрупкого холодного пепла.
Se lever le matin était devenu une torture. Chaque fois maman soupirait longuement et disait que ce serait bien de ranimer le petit poêle en fonte. (...) Pour au moins réchauffer un peu la pièce nous jetions par la porte ouverte du foyer tout ce qui pouvait brûler et même ce qui ne devait pas l’être...
Pour dire la vérité, il y avait, dans l’armoire, un tiroir secret : c’était encore le seul élément du meuble qui n’était pas parti en fumée. Là maman y rangeait nos documents. L’un d’entre eux concernait papa, il provenait de la Maison de la culture Promkа¹ et portait l’inscription : ‘A notre ingénieur en chef bien-aimé de la part de ceux qui ont participé à la construction de la Maison de la Culture. LOSPK², 1933’. Dans ce tiroir il y avait tous les diplômes de mes parents, le diplôme de fin d’université de notre arrière-arrière grand-père, datant de 1839, et même mon diplôme d’honneur à moi ! Nous le surnommions « le tiroir aux archives familiales » et jusqu’alors nous l’avions épargné.
…
Quand nous brûlions des livres nous mettions les plus précieux de côté en espérant que leur tour n’arriverait pas.
Maman un jour se souvint que dans le couloir un coffre était rempli de partitions de musique. « Prenez ce que vous voulez...», nous dit-elle en faisant un geste de la main. J’ouvris le coffre. A l’intérieur il y avait un gramophone oublié. Il y avait aussi un disque.
‘Et si…’
La manivelle était posée à côté. L'aiguille, bien que rouillée, était en place. Je n’avais plus assez de force pour remonter complètement le mécanisme mais je réussis quand même à lui donner quelques tours. L’appareil se mit alors en marche, tournant au ralenti, laissant s’échapper une voix grave et grinçante qui peinait à prononcer les paroles d’une chanson familière et très gaie à propos de pingouins : « Ô toi, froid de canard, au bord de la banquise où le sang gèle dans les veines... » Puis je redonnais un tour de manivelle : « ...Plus lumineux qu’une aurore boréale, ma bien-aimée, je brûle d’amour...»³
Agacée, Assia m’apostropha : « Allez ! toutes ces partitions, pour le feu ! Apporte-les, et plus vite que ça ! »
J’en pris toute une pile à la hâte que j’allai déposer au pied du poêle. Après avoir froissé et déchiré les pages, nous les fîmes brûler. Le soir venu, de toutes ces œuvres, écrites par de grands musiciens, il ne restait plus qu’un fragile petit tas de cendres froides...
2. Le Palais de la Culture ‘Lensovet’ de Léningrad (Дома культуры ЛОСПК - Союз работников промкооперации) fut un emblème d’architecture constructiviste, bâti entre 1931 et 1938 – Voir.
3. Chansonnette d’amour' (Песенка про любовь) : Ecoutez et lire la traduction.