L’aube – III.1 – Les Voiles écarlates
Алые паруса – Les voiles écarlates
Глава третья - Chapitre trois
Рассвет - L’aube
Рассвет (III.1) L’aube
Струя пены, отбрасываемая кормой корабля Грэя «Секрет», прошла через океан белой чертой и погасла в блеске вечерних огней Лисса. Корабль стал на рейде недалеко от маяка. Десять дней «Секрет» выгружал чесучу, кофе и чай, одиннадцатый день команда провела на берегу, в отдыхе и винных парах; на двенадцатый день Грэй глухо затосковал, без всякой причины, не понимая тоски.
Ещё утром, едва проснувшись, он уже почувствовал, что этот день начался в чёрных лучах. Он мрачно оделся, неохотно позавтракал, забыл прочитать газету и долго курил, погруженный в невыразимый мир бесцельного напряжения; среди смутно возникающих слов бродили непризнанные желания, взаимно уничтожая себя равным усилием. Тогда он занялся делом.
В сопровождении боцмана Грэй осмотрел корабль, велел поднять ванты, ослабить штуртрос, почистить клюзы, переменить кливер, просмолить палубу, вычистить компас, открыть, проветрить и вымести трюм. Но дело не развлекло Грэя. Полный тревожного внимания к тоскливости дня, он прожил его раздражительно и печально: его как бы позвал кто-то, но он забыл, кто и куда.
***
В течение дня человек внимает такому множеству мыслей, впечатлений, речей и слов, что всё это составило бы не одну толстую книгу. Лицо дня приобретает определённое выражение, но Грэй сегодня тщетно вглядывался в это лицо. В его смутных чертах светилось одно из тех чувств, каких много, но которым не дано имени. Как их ни называть, они останутся навсегда вне слов и даже понятий, подобные внушению аромата. Во власти такого чувства был теперь Грэй; он мог бы, правда, сказать: «Я жду, я вижу, я скоро узнаю...» — но даже эти слова равнялись не большему чем отдельные чертежи в отношении архитектурного замысла. В этих веяниях была ещё сила светлого возбуждения.
***
Под вечер он уселся в каюте, взял книгу и долго возражал автору, делая на полях заметки парадоксального свойства. Некоторое время его забавляла эта игра, эта беседа с властвующим из гроба мёртвым. Затем, взяв трубку, он утонул в синем дыме, живя среди призрачных арабесок, возникающих в его зыбких слоях.
Табак страшно могуч; как масло, вылитое в скачущий разрыв волн, смиряет их бешенство, так и табак; смягчая раздражение чувств, он сводит их несколькими тонами ниже; они звучат плавнее и музыкальнее. Поэтому тоска Грэя, утратив, наконец, после трёх трубок, наступательное значение, перешла в задумчивую рассеянность. Такое состояние длилось ещё около часа; когда исчез душевный туман, Грэй очнулся, захотел движения и вышел на палубу. Была полная ночь; за бортом во сне чёрной воды дремали звёзды и огни мачтовых фонарей. Тёплый, как щека, воздух пахнул морем. Грэй, подняв голову, прищурился на золотой угол звезды; мгновенно, через умопомрачительность миль, проникла в его зрачки огненная игла далёкой планеты. /…/
Quatre ans durant, le capitaine Grey parcourut les mers du globe.
Dans l'éclat des lumières du soir, laissant derrière lui un sillage d’écume, Le Secret acheva sa course dans la rade de Liss où il jeta l’ancre, non loin du phare. Pendant dix jours on déchargea la cargaison d’étoffe indienne, de café et de thé. Le onzième jour, l’équipage le passa à terre dans les vapeurs d’alcool, à se reposer. Le douzième, Grey fut pris de mélancolie, sans raison et sans comprendre pourquoi.
Déjà le matin, à son réveil, il sentit que cette journée commençait tristement. L’humeur sombre, il s’habilla, prit son petit-déjeuner à contrecœur, oublia de lire le journal et fuma longtemps. Un vague sentiment, indéfinissable, comme une tension, emplissait son cœur de désirs inconnus et contradictoires sur lesquels il peinait à mettre des mots. Malgré tout il se mit au travail.
Accompagné du maître d'équipage, Grey passa le navire en revue. Il ordonna de relever les haubans, de desserrer la barre du gouvernail, de nettoyer les écubiers, de changer le foc, de briquer le pont, d’astiquer le compas, d’ouvrir en grand, de ventiler et de balayer la cale. Mais tout cela ne l’amusa pas ni ne calma son anxiété. La journée durant il resta maussade et irritable : c'était comme si quelqu'un l'appelait, mais il ne savait ni qui ni où.
Au cours d’une journée, chacun peut être saisi par tant de pensées et d'impressions, peut se figurer tant de conversations et de mots, qu’ensemble rassemblés, ils constitueraient plus que la matière d'un livre épais. Cette journée, comme un visage, possédait sa propre expression, mais Grey tentait en vain d’en percevoir les traits. Peut-être qu’aucun mot n’existait pour définir le vague sentiment qu’elle lui laissait. Quelque nom qu’il voulût lui donner, elle demeurait à jamais au-delà des mots et de l’entendement, comme le souvenir d’un parfum.
Grey était à la merci de ce sentiment. Il aurait pu, il est vrai, se dire : « J'attends, je vois, je saurai bientôt… » Mais même ces paroles n’auraient valu guère mieux que l’ébauche d’un plan d’architecte à peine esquissé : rien de plus que les relents d’une puissante et vibrante exaltation.
Le soir venu, Grey s'assit dans sa cabine, prit un livre et, n’hésitant pas à contredire l'auteur, rajouta quelques notes sans queue ni tête dans les marges. Cette conversation d’outre-tombe le divertit un moment puis, rallumant sa pipe, il se noya dans une fumée bleutée, vivant errant parmi les arabesques fantomatiques qui l’enveloppaient de leurs nuages évanescents.
Comme on verse de l’huile sur une mer agitée pour soumettre sa fureur, la puissance du tabac apaisa sa tristesse et calma l'irritation de ses sentiments, les rendant plus doux et plus supportables. Finalement, après que Grey eut par trois fois bourré et fumé sa pipe, sa mélancolie s’assagit, abandonnant son âme dans les brumes d’une longue rêverie.
Au bout d’une heure il sortit de sa léthargie, décida de bouger et gagna le pont du navire. La nuit était complète : les étoiles et les feux des lanternes suspendues aux mâts somnolaient dans un rêve d'eau noire. L'air était tiède et sentait la mer.
Grey leva la tête vers le ciel étoilé. C’est alors qu’à travers l’ immensité de l’espace, la lumière venue d’une planète lointaine pénétra ses pupilles, pareille à une aiguille de feu…
