Grey – II.14 – Les Voiles écarlates
Алые паруса – Les voiles écarlates
Грэй (II.14) Grey
В Ванкувере Грэя поймало письмо матери, полное слёз и страха. Он ответил: « Я знаю. Но если бы ты видела, как я: посмотри моими глазами. Если бы ты слышала, как я: приложи к уху раковину: в ней шум вечной волны; если бы ты любила, как я — всё, в твоём письме я нашёл бы, кроме любви и чека, — улыбку ». И он продолжал плавать, пока «Ансельм» не прибыл с грузом в Дубельт, откуда, пользуясь остановкой, двадцатилетний Грэй отправился навестить замок.
Всё было то же кругом; так же нерушимо в подробностях и в общем впечатлении, как пять лет назад, лишь гуще стала листва молодых вязов; её узор на фасаде здания сдвинулся и разросся.
Слуги, сбежавшиеся к нему, обрадовались, встрепенулись и замерли в той же почтительности, с какой, как бы не далее как вчера, встречали этого Грэя. Ему сказали, где мать; он прошёл в высокое помещение и, тихо прикрыв дверь, неслышно остановился, смотря на поседевшую женщину в чёрном платье. Она стояла перед распятием; её страстный шёпот был звучен, как полное биение сердца. «О плавающих, путешествующих, болеющих, страдающих и пленённых» — слышал, коротко дыша, Грэй. Затем было сказано: «и мальчику моему…»
Тогда он сказал: «Я...» Но больше не мог ничего выговорить. Мать обернулась. Она похудела; в надменности её тонкого лица светилось новое выражение, подобное возвращённой юности. Она стремительно подошла к сыну; короткий грудной смех, сдержанное восклицание и слёзы в глазах — вот всё. Но в эту минуту она жила — сильнее и лучше, чем за всю жизнь. «Я сразу узнала тебя; о, мой милый, мой маленький!» И Грэй действительно перестал быть большим. Он выслушал о смерти отца, затем рассказал о себе. Она внимала без упрёков и возражений, но про себя — во всём, что он утверждал как истину своей жизни, — видела лишь игрушки, которыми забавляется её мальчик. Такими игрушками были материки, океаны и корабли.
A Vancouver, Grey reçut de sa mère une lettre pleine de larmes et de crainte. Il lui répondit par ces mots : « Je comprends, mais si, même loin de moi, tu vois comme je vois, regarde par mes yeux. Si tu entends comme j’entends, pose un coquillage contre ton oreille, et écoute le bruit des vagues éternelles. Et si tu aimes comme j’aime alors j’aurais voulu trouver dans ta lettre, en plus de ton amour et de l’argent que tu m’adresses : un sourire... »
La traversée dura jusqu'au retour de L'Anselme à Doubelt. Là, le temps de l’escale, Grey, qui venait d’avoir vingt ans, se rendit au château familial.
Tout, même les plus infimes détails, était identique à ce qu'il avait laissé cinq ans auparavant. Seul peut-être le feuillage des jeunes ormes s’était épaissi et leur ombre fantasque se dessinait à présent le long de la façade de la vieille bâtisse.
Les domestiques accoururent, ravis et surpris. Ils saluèrent ce Grey-là avec la même déférence figée, comme si celui d’avant avait quitté le château la veille, puis lui indiquèrent où était sa mère. Il monta dans une pièce à l’étage. Là, entrouvrant doucement la porte, il s'arrêta, silencieux.
Devant lui se tenait une femme aux cheveux gris, en robe noire, qui priait devant un crucifix. Grey l’entendit murmurer, et ses paroles palpitaient comme un battement de cœur : "Protège tous les marins, les voyageurs, les malades, les captifs et ceux qui souffrent..." Et il l’entendit rajouter en soupirant : "...et mon garçon …"
"Je…" Il ne put rien dire d’autre. Sa mère se tourna vers lui. Elle avait maigri. Le masque hautain de son délicat visage prit alors une expression nouvelle et s’illumina, comme s’il retrouvait une seconde jeunesse. Elle se précipita vers lui, un petit rire sortit de sa poitrine ; elle poussa une exclamation contenue, des larmes dans les yeux. C'est tout. Mais à cet instant c’est comme si elle revivait - plus forte et plus intensément que jamais.
"Je te retrouve enfin, mon amour, mon petit !"
Et Grеy un moment redevint l’enfant qu’il avait cessé d’être. Puis elle lui parla de la mort de son père et lui se mit à raconter ses années passées en mer.
Elle l’écouta, ne lui fit aucun reproche ni objection, mais pour elle - dans tout ce qu'il prétendait être la vérité de sa vie - elle ne voyait que des jouets avec lesquels son garçon, comme un enfant, s'amusait : continents, océans, bateaux, tout cela n’était que jouets…
