La prophétie – I.10 – Les Voiles écarlates
Алые паруса – Les voiles écarlates
Предсказание (I.10) La prophétie
/.../ С невысокого, изрытого корнями обрыва Ассоль увидела, что у ручья, на плоском большом камне, спиной к ней сидит человек, держа в руках сбежавшую яхту, и всесторонне рассматривает её с любопытством слона, поймавшего бабочку. Отчасти успокоенная тем, что игрушка цела, Ассоль сползла по обрыву и, близко подойдя к незнакомцу, воззрилась на него изучающим взглядом, ожидая, когда он подымет голову. Но неизвестный так погрузился в созерцание лесного сюрприза, что девочка успела рассмотреть его с головы до ног, установив, что людей, подобных этому незнакомцу, ей видеть ещё ни разу не приходилось.
Но перед ней был не кто иной, как путешествующий пешком Эгль, известный собиратель песен, легенд, преданий и сказок. Седые кудри складками выпадали из-под его соломенной шляпы; серая блуза, заправленная в синие брюки, и высокие сапоги придавали ему вид охотника; белый воротничок, галстук, пояс, унизанный серебром блях, трость и сумка с новеньким никелевым замочком выказывали горожанина.
го лицо, если можно назвать лицом нос, губы и глаза, выглядывавшие из бурно разросшейся лучистой бороды, из пышных, свирепо взрогачённых вверх усов, казалось, было вяло прозрачным, если бы не глаза, серые, как песок, и блестящие, как чистая сталь, с взглядом смелым и сильным.
— Теперь отдай мне, — несмело сказала девочка. — Ты уже поиграл. Ты как поймал её?
Эгль поднял голову, уронил яхту, — так неожиданно прозвучал взволнованный голосок Ассоль. Старик с минуту разглядывал её, улыбаясь и медленно пропуская бороду в большой, жилистой горсти. Стиранное много раз ситцевое платье едва прикрывало до колен худенькие, загорелые ноги девочки. Её тёмные густые волосы, забранные в кружевную косынку, сбились, касаясь плеч. Каждая черта Ассоль была выразительно легка и чиста, как полет ласточки. Тёмные, с оттенком грустного вопроса глаза казались несколько старше лица; его неправильный мягкий овал был овеян того рода прелестным загаром, какой присущ здоровой белизне кожи. Полураскрытый маленький рот блестел кроткой улыбкой.
— Клянусь Гриммами, Эзопом и Андерсеном, — сказал Эгль, посматривая то на девочку, то на яхту, — это что-то особенное! Слушай-ка ты, растение! Это твоя штука?
— Да, я за ней бежала по всему ручью; я думала, что умру. Она была тут?
— У самых моих ног.
Кораблекрушение причиной того, что я, в качестве берегового пирата, могу вручить тебе этот приз. Яхта, покинутая экипажем, была выброшена на песок трёхвершковым валом — между моей левой пяткой и оконечностью палки. — Он стукнул тростью. — Как зовут тебя, крошка?
— Ассоль, — сказала девочка, пряча в корзину поданную Эглем игрушку.
Du haut de l’escarpement qui descendait vers la mer, Solène vit un homme de dos, assis sur une grande pierre plate près du ruisseau. Il tenait dans ses mains le voilier qu’elle poursuivait et l’examinait avec la curiosité d'un éléphant qui eut attrapé un papillon.
En partie rassurée que le jouet soit sauf, Solène se laissa glisser jusqu’en bas de la pente et, s'approchant de l’inconnu, le scruta d’un regard curieux, attendant qu'il lève la tête. Mais celui-ci était si absorbé par la trouvaille que la forêt lui avait offerte, que la fillette eut le temps de l'examiner de la tête aux pieds.
Jamais elle n’avait vu un tel personnage.
C’est que devant elle se tenait Egel, le fameux conteur ambulant, bien connu pour les chansons, les légendes, les traditions et fables qu’il récoltait et colportait de lieu en lieu. Sous son chapeau de paille, de larges boucles de cheveux blanchissants dépassaient. Sa blouse grise engoncée dans un pantalon bleu et ses hautes bottes le faisaient ressembler à un chasseur. Son col blanc, sa cravate, la ceinture cerclée de plaques d'argent, sa canne et son sac où brillait un fermoir en nickel, tout indiquait l’homme venu de la ville.
Son visage, ou ce qu’on pouvait à peine en voir - un nez, des lèvres et des yeux, qu’on devinait entre une barbe rayonnante et exubérante et une moustache épaisse dont les pointes se dressaient fièrement -, était pâle et d’une douce banalité. Mais son regard, gris comme du sable, plein de force et de courage, brillait comme du pur acier.
"Maintenant, rends-le-moi, demanda timidement la fillette. Tu as assez joué avec... Comment l'as-tu attrapé ?"
Egel leva la tête. Il fut si surpris par cette petite voix inquiète que le voilier lui glissa des doigts. Pendant une longue minute, le vieil homme regarda Solène puis il sourit et caressa sa barbe de sa main noueuse.
Les jambes fines de la fillette dépassaient d’une robe d’étoffe indienne aux couleurs délavées. Ses cheveux noirs, tirés en arrière et tenus par un fichu en dentelle, lui descendaient jusqu’aux épaules. Le visage de Solène était pur et expressif. Ses traits, légèrement irréguliers, étaient légers comme le vol d'une hirondelle. Sa peau, naturellement blanche et saine, hâlée par le soleil, la rendait plus charmante encore. Sa petite bouche entrouverte rayonnait d'un doux sourire. Seuls ses yeux, sombres avec un brin de tristesse, la faisaient paraître plus âgée.
"– Je jure par les Frères Grimm, par Esope et Andersen, dit Egel en regardant la fillette puis le voilier, que voilà bien quelque chose d’extraordinaire !… Dis-moi, petite fleur, est-il à toi ? – Oui, j'ai couru derrière tout le long du ruisseau. Je pensais que j'allais mourir… Il était là ? – A mes pieds, répondit Egel."
Et il rajouta : "En ma qualité de pirate de la côte, je puis te confier ma prise : ce navire naufragé, abandonné par son équipage, drossé par une vague gigantesque, haute de trois pouces, et qui s’est échoué ici, sur le sable, entre mon talon gauche et la pointe de mon bâton." Et il frappa le sol de sa canne.
"– Quel est ton nom, ma petite ? – Solène," dit la fillette, en remettant prestement dans son panier le jouet qu’Egel venait de lui rendre.
