La prophétie – I.3 – Les Voiles écarlates
Алые паруса – Les voiles écarlates
Предсказание (I.3) La prophétie
/.../ В это время произошло событие, тень которого, павшая на отца, укрыла и дочь.
Была весна, ранняя и суровая, как зима, но в другом роде. Недели на три припал к холодной земле резкий береговой норд.
Рыбачьи лодки, повытащенные на берег, образовали на белом песке длинный ряд тёмных килей, напоминающих хребты громадных рыб. Никто не отважился заняться промыслом в такую погоду. На единственной улице деревушки редко можно было увидеть человека, покинувшего дом; холодный вихрь, нёсшийся с береговых холмов в пустоту горизонта, делал «открытый воздух» суровой пыткой. Все трубы Каперны дымились с утра до вечера, трепля дым по крутым крышам.
Но эти дни норда выманивали Лонгрена из его маленького тёплого дома чаще, чем солнце, забрасывающее в ясную погоду море и Каперну покрывалами воздушного золота.
Лонгрен выходил на мостик, настланный по длинным рядам свай, где, на самом конце этого дощатого мола, подолгу курил раздуваемую ветром трубку, смотря, как обнажённое у берегов дно дымилось седой пеной, еле поспевающей за валами, грохочущий бег которых к чёрному, штормовому горизонту наполнил пространство стадами фантастических гривастых существ, несущихся в разнузданном, свирепом отчаянии к далёкому утешению. Стоны и шумы, завывающая пальба огромных взлётов воды и, казалось, видимая струя ветра, полосующего окрестность, — так силён был его ровный пробег, — давали измученной душе Лонгрена ту притуплённость, оглушённость, которая, низводя горе к смутной печали, равна действием глубокому сну.
В один из таких дней двенадцатилётний сын Меннерса Хин, заметив, что отцовская лодка бьётся под мостками о сваи, ломая борта, пошёл и сказал об этом отцу. Шторм начался недавно; Меннерс забыл вывести лодку на песок. Он немедленно отправился к воде, где увидел на конце мола спиной к нему стоявшего, куря, Лонгрена. На берегу, кроме их двух, никого более не было. Меннерс прошёл по мосткам до середины, спустился в бешено плещущую воду и отвязал шкот; стоя в лодке, он стал пробираться к берегу, хватаясь руками за сваи. Весла он не взял, и в тот момент, когда, пошатнувшись, упустил схватиться за очередную сваю, сильный удар ветра швырнул нос лодки от мостков в сторону океана. Теперь, даже всей длиной тела, Меннерс не мог бы достичь самой ближайшей сваи. Ветер и волны, раскачивая, несли лодку в гибельный простор. Сознав положение, Меннерс хотел броситься в воду, чтобы плыть к берегу, но решение его запоздало, так как лодка вертелась уже недалеко от конца мола, где значительная глубина воды и ярость валов обещали верную смерть. Меж Лонгреном и Меннерсом, увлекаемым в штормовую даль, было не больше десяти сажен ещё спасительного расстояния, так как на мостке под рукой у Лонгрена висел сверток каната с вплетённым в один его конец грузом. Канат этот висел на случай причала в бурную погоду и бросался с мостков.
Survint alors un événement qui, comme une ombre, s’abattit sur le père et, par la suite, assombrit les jours de la fillette. C'était au printemps, un printemps précoce et rude comme l'hiver, mais d'une manière particulière. Pendant trois semaines, un vent venu du nord, glacial et acéré, souffla sur la côte. La longue rangée des quilles sombres des bateaux de pêche tirés à terre ressemblait, sur le sable blanc, aux échines épineuses d'énormes poissons.
Par de telles conditions, aucun pêcheur n’osait sortir en mer. Dans l’unique rue du village, on ne voyait personne, chacun restait chez soi. Le vent froid tourbillonnait, se précipitant depuis les collines côtières jusqu’à se perdre dans le vide de l'horizon. Rester dehors, en "plein air", devenait une véritable torture. Toutes les cheminées de Caperna fumaient du matin au soir, dispersant leur panache au-dessus des toits pentus.
Mais c’est bien ce vent du nord qui, durant ces journées, tira Longren hors de sa petite maison chaude, plus que le soleil quand il recouvrait par temps clair le village de ses légers voiles dorés.
Il s’en allait marcher sur le ponton qui étendait ses longues rangées de piles sur les flots. Là, tout au bout de la promenade, il tirait longuement sur sa pipe que le vent attisait. Du haut de la berge, il observait le fond mis à nu. A sa surface, tentant de fuir les hautes vagues, à l’assaut d’un horizon noir et orageux, fumait une écume grise. En une course effrénée, des créatures aux crinières fantastiques semblaient vouloir se précipiter avec un désespoir féroce et sans borne vers un monde lointain plus miséricordieux.
Les gémissements et le bruit, les hurlements fracassants de la houle, le souffle du vent qu’on pouvait presque voir, tant il était fort, plongeaient l'âme tourmentée de Longren dans une torpeur languissante, et sa douleur alors se dissipait en une vague tristesse, dans une sorte de sommeil profond.
Ce fut lors d’une de ces journées que le fils de Menners – Hin -, alors âgé de douze ans, remarqua que la barque de son père, amarrée à un pilotis, battait sous la passerelle et menaçait de se fracasser. Lorsque la tempête avait commencé, Menners avait oublié de la tirer sur le sable. L’enfant prévint son père qui, aussitôt, se rendit sur la berge. C’est là, au bout de la jetée, qu’il vit Longren, debout, lui tournant le dos, qui fumait sa pipe.
A part eux, il n'y avait personne.
Menners s’avança jusqu'au milieu du pont. Il descendit dans l'eau bouillonnante et dénoua l’amarre. Debout sur la barque, il tenta de la diriger vers la rive en s’agrippant aux pilotis. Il n'avait pas pris de rame. Soudain, alors que, chancelant, il s’apprêtait à saisir la pile suivante, un fort coup de vent retourna l’avant de l’embarcation en direction du large.
Même de toute la longueur de son corps, Menners n'aurait pu saisir la pile la plus proche. Le vent et les vagues, dans un même mouvement, entraînaient la barque vers la haute mer. Réalisant la situation, Menners voulut se jeter à l’eau et nager jusqu'au rivage, mais il était trop tard : l’embarcation tournait déjà à l'extrémité de la jetée, là où la profondeur des flots et la fureur des vagues lui promettaient une mort certaine.
Entre Longren, debout sur le ponton, et Menners, emporté par le courant, il n'y avait alors pas plus de dix brasses. A portée de main de Longren, se trouvait une corde enroulée qu’on lançait en cas de tempête aux bateaux afin qu’ils puissent accoster.
A cette distance, cette corde pouvait encore sauver Menners...
