IIya Varchavsky – Sur l’atoll (04)
Илья Варшавский - Ilya Varchavsky
В ато́лле - Sur l’atoll
Четвёртый эпизо́д - Episode quatre
По́сле у́жина мы смотре́ли по телеви́зору конце́рт, и ди́ктор пе́ред нача́лом сказа́л, что э́тот конце́рт посвяща́ется нам. Ма́ма да́же покрасне́ла от удово́льствия, потому́ что она́ о́чень горди́тся тем, что у нас тако́й знамени́тый па́па.
Передава́ли са́мые лу́чшие пе́сни, а одна́ певи́ца да́же пропе́ла мою́ люби́мую пе́сенку о бе́лочке, собира́ющей оре́шки. Про́сто удиви́тельно, как они́ об э́том узна́ли.
Когда́ ко́нчился конце́рт, па́па сказа́л, что ему́ ну́жно сади́ться писа́ть отчёт, а я отпра́вился спать. Я уже́ лежа́л в посте́ли, когда́ ма́ма пришла́ пожела́ть мне споко́йной но́чи.
- Мам, посиди́ со мной, - попроси́л я.
- С удово́льствием, ми́лый, - сказа́ла она́ и се́ла на крова́ть.
В откры́тое окно́ свети́ла луна́, и бы́ло светло́ совсе́м, как днем. Я смотре́л на ма́мино лицо́ и ду́мал, кака́я она́ краси́вая и молода́я. Я поцелова́л её ру́ку, па́хнущую чем-то о́чень прия́тным и гру́стным.
- Ма́ма, - спроси́л я, - почему́ э́то за́пахи быва́ют гру́стные и весёлые?
- Не зна́ю, ми́лый, - отве́тила она́, - мне никогда́ не приходи́лось об э́том ду́мать. Мо́жет быть, про́сто ка́ждый за́пах вызыва́ет у нас каки́е-то воспомина́ния, гру́стные и́ли весёлые.
- Мо́жет быть, - сказа́л я.
Мне бы́ло о́чень хорошо́. Я вспомина́л проведённый день, са́мый лу́чший день в мое́й жи́зни, и ду́мал, что впереди́ ещё во́семьдесят де́вять таки́х дней.
- Ох, ма́ма, - сказа́л я, - кака́я замеча́тельная шту́ка жизнь и как не хо́чется умира́ть!
- Что ты, чи́жик? - сказа́ла она́. - Тебе́ ли говори́ть о сме́рти? У тебя́ впереди́ огро́мная жизнь.
Мне бы́ло её о́чень жа́лко: ещё на "Альбатро́се" но́чью я слы́шал, как они́ с па́пой говори́ли об э́той ужа́сной боле́зни, кото́рой па́па зарази́лся в ко́смосе, и о том, что всем нам оста́лось жить не бо́льше трёх ме́сяцев, е́сли за э́то вре́мя не найду́т спо́соба её лечи́ть. Ведь поэ́тому экипа́ж "Альбатро́са" был оде́т в скафа́ндры, а мы никуда́ не выходи́ли из каю́ты. И в океа́не, вероя́тно, нам нельзя́ купа́ться, потому́ что э́та боле́знь така́я зара́зная.
И всё же я поду́мал, что, когда́ лю́ди так лю́бят друг дру́га, ну́жно всегда́ говори́ть то́лько пра́вду.
- Не на́до, ма́мочка, дорога́я, - сказа́л я. - Ведь да́же, е́сли не найду́т спо́соба лечи́ть э́ту боле́знь...
- Найду́т, - ти́хо сказа́ла ма́ма. - Обяза́тельно найду́т. Мо́жешь быть в э́том соверше́нно уве́рен.
Après le dîner, nous avons regardé la télé. Il y avait la retransmission d’un concert, et le présentateur a dit que l’émission nous était dédiée. Maman a même rougi de plaisir, car elle est très fière que nous ayons un papa aussi célèbre.
Ils ont diffusé de super chansons, et une chanteuse a même chanté ma chanson préférée sur un écureuil ramassant des noix*. « C'est incroyable, me suis-je étonné, comment ont-ils su ? »
Quand le concert a été terminé, papa a dit qu'il devait écrire son rapport, alors je suis allé me coucher. J'étais déjà au lit quand maman est venue me souhaiter bonne nuit.
- Maman, reste un peu avec moi, lui ai-je demandé.
- Oui, mon petit cœur, m’a-t-elle répondu, avec plaisir. Et elle s’est assise sur le bord du lit.
La lune à travers la fenêtre ouverte brillait, et c’était comme en plein jour. J'ai regardé le visage de maman et j'ai pensé à quel point elle était jeune et belle. J'ai embrassé sa main, qui sentait quelque chose, quelque chose de très doux et de triste en même temps...
- Maman, ai-je demandé, pourquoi y a-t-il des parfums qui sont tristes et d’autres gais ?
- Je ne sais pas, mon cœur. Je n’y ai jamais pensé. Peut-être que pour chacun tout parfum évoque des souvenirs particuliers, tristes ou joyeux.
- Peut-être, ai-je répondu.
Je me sentais si bien. Je repensais à la journée que nous venions de passer, la plus belle journée de ma vie, et je me disais que nous avions encore quatre-vingt-neuf jours comme celui-ci à vivre.
- Oh, maman, que c’est merveilleux de vivre ! Oh, comme je ne veux pas mourir !
- Qu’est-ce qui te prend, mon poussin, de parler de la mort ? Tu as toute la vie devant toi !
J'avais tant de peine pour elle. A bord de ‘l'Albatros’, durant la nuit, j’avais entendu comment elle et papa discutaient de cette terrible maladie qu’il avait contractée dans l'espace. Ils disaient qu’il ne nous restait plus que trois mois à vivre si d’ici-là aucun traitement n’était découvert pour la soigner. C’était la raison pour laquelle tout l'équipage de "l'Albatros" avait revêtu des combinaisons étanches et que, durant la traversée, nous n’avions pu quitter notre cabine. Et c’est probablement aussi pourquoi il nous était interdit de nous baigner dans l’océan. Cette maladie est si contagieuse !
Et pourtant je me suis dit que quand des gens s'aiment autant les uns les autres, il faut toujours qu’ils se disent la vérité.
- Ne t’en fais pas, maman chérie, ai-je répondu. Et même s'ils ne trouvent pas le moyen de nous guérir...
- Ils trouveront, m’a-t-elle doucement assuré. Je te le jure, ils trouveront, ils trouveront, sois-en certain...
___
* Peut-être s’agit-il de la chanson : ‘Сидит белка на тележке...’(L'écureuil est assis sur un chariot…) ? Ecouter sur Youtube.
Sources :
Deux versions du texte, légèrement différentes existent.
Lire (en russe) :
RoyalLib.com et Wysotsky.com.
